Мало того, в обозе на пяти телегах тряслись в разобранном виде два «танка» из двадцатисантиметровых бревен. Вот покажет в деле, каково оно, настоящее, суперсовременное оружие – тогда можно и домой. Здесь и так всё до ума доведут. Русскому человеку достаточно намекнуть, показать новую идею – а дальше смекалка и мастерство сами все лучшим образом устроят.
– Чего приуныл, новик? – скосив глаза на сына, спросил боярин. – Ровно сечи боишься?
– Согласись, отец, не бояться глупо, – дернул Зверев плечом, придавленным тяжестью байданы и куяка. – А приуныл оттого, что ползти шагом надоело. То ли дело на рысях идти, как в Москву мчались! А шагом мы до Острова только к осени дойдем.
– Быстрее нельзя, сынок, обоз отстанет, – вздохнул боярин. – В большом походе без него никак. Опять же и твои хитрые приспособы в нем. Мыслишь, польза от них хоть какая будет?
– Будет, отец. Ты даже не представляешь, какая будет польза.
– Ну-ну, глянем, новик. Ты только вот что, Андрей… Видел я, лихой ты стал, кровь молодецкая играет, в самую гущу сечи влечет. Но то стычки были малые, короткие. А здесь большая битва грядет. Посему прошу об одной услуге. Ныне вперед не рвись, в задних рядах за холопами встань. Приглядись поперва, что к чему, как люди управляются, как друг другу помогают, как меняются. Пахом, дядька твой, тебя придерживать станет. Так ты не перечь. К большой битве тоже навык потребен.
– Ты так говоришь, отец, словно битва уже вот-вот начнется.
– Да так и есть, Андрей. До Острова верст двадцать осталось, не более. Как из леса выйдем – князь Чевкин, я так мыслю, на отдых рать остановит. У Гороховского озера луга широкие, заливные. Ныне уж просохнуть должны, а коням попастись в самый раз будет. От озера до крепости час пути. От него, с силами собравшись, и ударим. Так разумнее всего выйдет. И ляхам нас от города не видать, и кони перед сшибкой запариться не успеют, и рать развернуть места хватит.
– Значит, тогда и танк мне сегодня собирать нужно? Ты все про баловство свое беспокоишься? Коли так, то до завтра дело сие отложи. Знамо, в первый же день князь Чевкин не ударит. И людям передышку хоть в день дать надобно, и коней хорошо бы на заводных переменить, и то, как поганые расположились, проведать. Завтра игрушку свою собирай. А послезавтра к сече надобно быть готовым.
– Так и будет, отец, – кивнул Андрей. – Успею.
В день святой мученицы Вассы[4] поместная рать вышла к озеру. Когда точно – сказать было трудно, поскольку голова войска вслед за дозорами начала спешиваться па заливных лугах, когда солнце стояло еще высоко, хвост армии – в сумерках, обоз подкатился уже в темноте, а заводных коней холопы пригнали и вовсе под утро.
К приходу обоза ратники успели не только расседлать коней, напоить и увести их в сторонку на зеленую травку, но и приготовить дрова, разложить костры. В темноте с расползшихся по своим отрядам телег оставалось только снять котлы и водрузить их над огнем – где на большущих треногах, а где и на вертелах. Воду из озера черпали в таких количествах, что Андрей даже думал – обмелеет. Но нет, вода ничуть от берега не отошла.
Как закипело, наскоро заварили кулеш – густую похлебку из муки и сала. Этот суп-пюре имел запах запеченной крольчатины и вкус исполнявшегося теста, но зато готовился практически мгновенно и был весьма сытным. Холопы достали ложки, выстроились в круг. Каждый зачерпывал порцию и тут же бежал в конец очереди. Обжигаясь, опорожнял свой «прибор» и, когда проходил полный круг, мог зачерпывать кулеш снова. Поскольку походная ложка емкостью мало уступала поварешке, котел опустошался довольно быстро.
Боярин с сыном в общей толпе, естественно, не стояли. Они сидели на расстеленном на траве ковре и прихлебывали варево из отдельных мисочек, закусывая копченым лещом. Спали они тоже рядом, прикрывшись шерстяными, подбитыми на плечах кожей, плащами. Броню вблизи врага почти никто не снимал, а в поддоспешнике, пусть даже войлочном, да в меховой безрукавке поверх толстокольчатой байданы, было жарко и без одеяла.
Утром Рыкень сварил уже нормальную, рассыпчатую гречневую кашу с шафраном, перцем и тушеной свининой. По сравнению с кулешом – просто лакомство от лучшего московского ресторана. Вскоре после завтрака бояре и князья потянулись к большому сине-красному, с алым флажком шатру на взгорке – к ставке воеводы Чевкина, – а Андрей, прихватив два десятка холопов, двинулся в обратную сторону, на край стана, собирать «танки». Посреди воинского лагеря, в густой толчее, делать это было просто негде.
Пятнадцатитысячная русская рать раскинула свои ковры, шатры и потники возле озера на полосе шириной метров в триста и около полукилометра длиной. Оно и понятно – без воды ни помыться, ни каши не сварить, ни попить. За дровами же приходилось бегать к растущему почти в километре на восток густому ольховнику. Дальше вдоль берега, в пределах видимости, под присмотром сотен холопов – каждый боярин по паре своих воинов послал – паслись боевые кони. Лошадь – она ведь не БТР, рядом с собой на привале не оставишь. Ей и побегать хочется, и травку пощипать, и надобности естественные справить.
Как раз на свободном месте между табуном и лагерем Зверев и устроился со своим новым изобретением. По его замыслу, «танк» должен был представлять собой некое подобие поставленного на колеса сруба, с узкими бойницами на каждую сторону. Внутри следовало запрячь лошадь, а также посадить пятерых холопов с пищалями. Один стреляет вперед, двое – по сторонам, еще двое – управляют лошадью и перезаряжают оружие.
Недостаток конструкции заключался в том, что она оказалась необычайно тяжелой и неуклюжей, угнаться за обозом «танки» никак не могли, как ни старайся. Вот и пришлось разобрать их на четыре бревенчатых щита каждый и разложить на несколько повозок. Впрочем, оптимизма Зверев не потерял: ведь первые танки, пошедшие в атаку на Сомме, тоже были изрядными уродцами, тоже тихоходными и неповоротливыми. Однако на поле боя они все равно произвели сенсацию.