Что-то зашуршало возле решётки.
- Поешь, - сказали шёпотом - и бесформенная фигура пропала.
Буквально через несколько минут мимо моей камеры прошли переселенцы, ведомые призраками. Гул, невнятный говор, шорох шагов - всё стихло.
Цепляясь за стену, я встал, осторожно подошёл к двери и, стараясь не попадать на свет, схватил пластиковый стакан. Наверное, я был похож на травленого зверя, когда бросился назад, во тьму, лишь бы меня никто не увидел. Каковым себе и казался. Успел - в коридоре пока никого. Снова забился в самый дальний угол. Здесь, в темноте, я чувствовал себя не то что уютнее - комфортнее. Точно - зверь.
Содержимое стакана всё ещё горячее. Я молча благословлял добрую душу Лидии, потихоньку отпивая густую сытную жидкость. И продолжал думать. Кажется, она и Арни тоже были в той толпе, что сгрудилась около двери в душевую. Как мне теперь разговаривать с ними? Я не могу им сказать, почему я… Почему я убийца. Надо найти смелость признать очевидное.
Топоток, шелест. В камере стало совсем темно. Я затаился.
- Брис, Брис! - позвали меня детские голоса. - Ты здесь? Почему тебя заперли?
Я сморщился от душевной боли. А как мне теперь говорить с ними? Взрослые наверняка уже оповестили детей, чтобы они не подходили к убийце. А то, что они всё-таки здесь, говорит только об их любопытстве.
- Брис! - снова позвали нетерпеливо. - Они все ушли, не бойся, Брис!
"Им хорошо говорить - не бойся, - сердито думал я, присматриваясь к освещению у двери. - А как мне выйти к ним, если я весь в крови?"
По прутьям решётки настойчиво забарабанили. Поколебавшись, снять ли хотя бы рубаху, я всё-таки положился на то, что камера находится в конце коридора и освещение здесь не очень яркое. Пугать детей своим видом - последнее дело.
Напугаешь их…
- Брис, а правда ты этого - уголовного элемента - прикончил? - немедленно, едва я появился из тени, спросил темноволосый Алекс.
Съехав по стене на корточки, старательно припрятавшись от них в густую тень и выставив наружу только ноги, я как можно независимей, даже задиристо (от детей, чёрт возьми, защищался) ответил вопросом на вопрос:
- Ну, прикончил. И что?
- А ничего, - явно копируя взрослых, почти мне в тон ответил Алекс, - давно нарывались. Расскажи что-нибудь. Как вчера - про дракона.
- А родители ругаться не будут, что вы тут, со мной?
- А мы им не скажем, - заверила Лиз. Она держалась за решётки маленькими кулачками и пристально вглядывалась во тьму, явно пытаясь разглядеть меня.
Этих детей я смог уберечь от потенциальной опасности. Неизвестно, что будет с ними дальше, но и в будущем, надо будет - жизнь за них отдам. Жаль, не могу защитить тех, кого сторожат призраки.
Они внезапно всплыли перед глазами. Оказывается, некоторых я хорошо запомнил. Там был круглоголовый малыш - самый маленький в группе. Девочка с застывшими, как в забытье, глазами. Паренёк выше всех, всю левую щёку которого уродовал вывернувший края кожи страшный шрам…
- Брис…
- Слышали про Снежную Королеву?
- Нет. А кто это?
- В одном городе жили-были мальчик и девочка. Жили они по соседству, но был у них общий балкон, где они часто встречались, потому что оба любили ухаживать за цветами…
Опираясь спиной на стену, вытянув ноги, я вслух вспоминал сказку Андерсена. Подробностей, конечно, не помнил, кое-где сочинял на ходу, придерживаясь основного сюжета. Рассказчиком я всегда был неплохим, что меня часто выручало, когда на меня сваливали трудные классы. Смешно сказать, но я брал их тем, что на первом же уроке начинал историю с продолжением. Простенький такой шантаж: "Так, мы сейчас быстро посмотрим тему урока, кое-что запишем, а потом время останется - продолжим историю". И ведь покупались на этот шантаж. Слушали и по теме уроков, и историю, которую всегда заканчивал со звонком, стараясь - на самом интересном месте.
Снежная Королева похитила и заморозила Кая… Я вздрогнул. Когда я начал рассказывать, как Герда решилась искать своего друга, мне почудилось, что меня слушают не только дети, собравшиеся у решётки моей клетки. Надо мной и вокруг меня буквально трепетало напряжение невидимых слушателей. Я уже не был в узкой и тесной камере один. Их внимание даже давило… И я боялся признаться себе, что знаю - кто это.
7.
К обеду я успел рассказать им и про стойкого оловянного солдатика. А потом маленький народ с радостными воплями побегал в догонялки, додумался разрисовать бетонными "мелками" стены по обоим концам коридора, устроил пару драк и одну ссору до слёз, причём обиженные прибежали ко мне, и я их утешал.
И настал момент, когда Алекс вынул из кармана часы.
- Быстро по домам! Сейчас родители придут! Про Бриса - тихо! Он будет нашей тайной!
Счастливая, оттого что у них появилась тайна, ребятня разбежалась, а я снова ушёл в самый тёмный угол камеры. Как ни странно, мне здесь нравилось. Темно, чётко определённые углы и границы помещения, а главное - можно спрятаться от любопытных глаз. Как ранее я прятался от жизни в комнате "двушки". Кстати, подозреваю, что Брис был ещё тот затворник.
Итак, Брис… Я взялся за поясницу. У меня там, наверное, синячище. Здорово меня Карл приложил о мойку… Может, я шибко мнительный, либо это происходит на самом деле, но мне кажется, Брис начал оказывать на меня определённое влияние. Ну, физическое влияние - ладно. Нетрудно представить, что молодое гибкое тело заставляет меня подчиняться собственному ритму движений. Я ж хожу теперь, чуть не подпрыгивая, чуть не бегом.
А вот влияние внутреннее… Или оно тоже связано с тем, что я чувствую себя молодым и сильным? Мне постоянно хочется говорить, вставляя в речь аналоги наших русских "блинов" и "по фигов", мне постоянно хочется чертыхаться. Не говоря уже о том, что я слишком сильно реагирую на присутствие Лидии. Или я забыл собственные ощущения в молодости? И эти яркие, смущающие меня ощущения не слишком и сильные, а нормальные?
Кроме эмоциональных реакций, ещё меня беспокоил выпавший из памяти временной промежуток, в течение которого я убил двух уголовников. Чья эта реакция? Бриса? Или эта реакция на экстрим моя собственная, о существовании которой я не догадывался, пока экстрим не произошёл? В прошлой жизни мне не приходилось сталкиваться с ситуациями, когда хотелось кого-то убить по-настоящему… Кажется, этот вопрос так и останется нераскрытым, невыясненным.
Заслышав издалека шум и гомон, я немедленно подтянул ноги, хотя и так сидел в самом дальнем от двери углу.
Оживлённо переговариваясь, переселенцы прошли мимо моей камеры и разошлись по своим клеткам. Прошло минут пять, и неясная тень заслонила тусклый свет из коридора. Она нагнулась и поставила что-то на пол моей камеры.
- Брис.
Я поднялся и, подойдя, присел на корточки. Коридор на ступень ниже, и так, на корточках, я оказался почти на одном уровне с Лидией. Глаза в глаза. Она снова принесла мне поесть.
- Брис, почему ты это сделал? Я думала…
Она стояла, держась за прут решётки. Рука вытянута, манжет джемпера слегка отошёл назад, обнажив часть кисти. Я, почти не слыша её слов, загляделся на эту кисть - мягкие очертания, тёплая кожа, наверное. И не выдержал. Просунул ладонь сквозь прутья решётки - и дальше, в манжет джемпера. И замер, блаженствуя. Я не стискивал её руки, моя ладонь просто расслабленно лежала под мягкой тканью, на нежной женской коже. От неожиданности она застыла, потом испуганно дёрнула головой в стороны - не увидел ли кто, и заспешила:
- Брис, ты же не можешь… Тебе всего восемнадцать, а мне… - Она замолчала, растерянно глядя на меня.
А я смотрел на неё во все глаза: до сих пор серые, очертания её ауры полыхали сейчас ослепительно-яркими красками! Пока в таком разноцветье я видел лишь детей с их эмоциональной непосредственностью.
Пожав слегка ей кисть, я вытянул ладонь из её рукава, скользнув с невольной лаской по пальцам. Она так была ошарашена, что не сообразила убрать руку от решётки вообще. Зато резко оглянулась и опять-таки растерянно сказала: