— Елена Сенкевич, — задумчиво проговорил Рудкевич, глядя на закрытые двери конференц-зала. — Родилась в 1974 году в Вильнюсе. Переехала с семьей в Польшу в 1988. В 1997 году окончила Варшавский университет. По некоторым данным, в то же время примкнула к движению студентов, выступающих против использования Силы слова. Есть все основания полагать, что именно она является одним из создателей и организаторов группировки «Алое пламя». Находится в разработке спецслужб с 2000 года. Однако, до сих пор прямых доказательств ее причастности к террористическим актам, а так же покушениям на известных политических деятелей не было. Если честно, не понимаю, почему она призналась именно сейчас.
Часть 41
В зале почти не осталось заклинателей, когда они вернулись туда. Сенкевич охраняли трое. Сама она под заклинание рассеянности не проявляла никаких эмоций. Едва они вошли, заклинатели отступили. Было очевидно, что они, мягко говоря, побаивались Нену.
— Рассеять, — проговорила Прица. Правая рука ее была отведена за голову. Похоже, ей все же удалось реквизировать оружие у одного из террористов.
Освободившись от заклинаний, Елена пришла в себя. Алес взял стул и присел напротив. Нена все время оставалась позади. Краем глаза он видел, как она нервно перебирает пряди волос на затылке.
— Вы признались в убийстве Главы Совета, — начал Новак. — Поначалу мотив показался мне очевидным, чистой воды политика. Но потом я понял, что в этом случае вы бы не стали проворачивать все скрытно. Вы нанесли бы удар публично, как сегодня. Вы назвали его по имени, сказали, он был алчным и властолюбивым. Вы знали его лично?
Женщина молчала.
— Дело в мести, так?
Ответа не последовало.
— Я получил разрешение на дознание от Главы Совета и теперь могу прибегнуть к пыткам, если потребуется.
Елена лишь усмехнулась.
— Что ж, ты не оставила мне выбора, — вздохнул Алес и приготовился произнести заклинание.
— Алес, постой! — вмешалась Нена. — Эта женщина, она…
— Родила тебя, — не поднимая глаз, равнодушно закончила террористка.
Слова женщины повергли молодого человека в шок. Он стоял, как вкопанный, не в силах произнести ни слова. Эмоции в его сознании сменяли одна другую с бешеной скоростью. Сотни мыслей проносились в голове. А время вокруг будто замерло. Где-то в районе солнечного сплетения засаднило.
— Это невозможно, — покачал головой Новак.
— Увы, это так, — разочарованно продолжила Сенкевич. — Если бы я знала, что ты будешь таким, как твой отец, задавила бы тебя еще в утробе. Я ненавижу вас, мерзкие отродья! Потому и прикончила твоего отца и братца его лицемера! Мне столько пришлось вынести из-за них, столько выстрадать. И все из-за того, что я, видите ли не такая, как они. Эти сволочи выкинули меня, будто мусор, отняли все, что было дорого. Уничтожили все, что я любила… А мне так хотелось хотя бы раз встретиться с тобой. Обнять тебя, как мать обнимает сына. Я же все это время наблюдала за тобой со стороны. И ждала, что однажды ты найдешь меня. Но ты не пришел, ты не искал меня! Почему ты не искал меня?!
Дальнейшие ее слова стали бессвязными и постепенно переросли в вой. И хотя разум Алеса твердил, что словам этой женщины нельзя верить, сердцем он принял все, что она говорила. Глубоко внутри него все еще жил ребенок, все еще нуждавшийся в том, что до сего дня казалось недоступным.
— Вы, правда, моя мать, — виновато и неуверенно, будто спрашивая, произнес Новак, подавшись вперед.
Женщина, улыбнувшись сквозь слезы, протянула к нему руки.
— Алес! — предостерегающе прошептала Нена.
Но он был очарован своей же мечтой. Потому не заметил, как холодные цепкие пальцы скользнули к его шее, и прежде, чем он успел что-либо подумать, подъязычная кость треснула, и он провалился в темноту.
Луч яркого солнца, пробивавшийся сквозь жалюзи, заставил Алеса открыть глаза. Он обнаружил себя лежащим на кушетке в больничной палате. Трудно было пошевелиться, дышать — еще труднее. Давно он не чувствовал себя настолько слабым и разбитым.
— Алес! — парень услышал взволнованный голос Миры. — Слава Богу, ты пришел в себя.
Он попытался ответить, но издал лишь сдавленный хрип.
— Тебе пока лучше не говорить, — она присела на стул рядом с кушеткой. — Вот, я приготовила бумагу и маркер. Напиши, если что-то нужно. Она вложила в его руку маркер.
Новаку о многом хотелось ее расспросить. Было трудно определиться, с чего начать. Немного подумав, он, наконец, написал:
— «Что произошло?»
Мира медлила с ответом, будто пыталась найти подходящие слова.
— Следователь рассказал мне, что эта женщина пыталась убить тебя, — дрожащим голосом произнесла она. Глаза ее заблестели. — И ей это почти удалось. Нинон остановила ее.
— «Где она?»
— Она… — Мира колебалась. Вопрос был довольно двусмысленный. — Женщина вцепилась в тебя мертвой хваткой. Тогда наемнице пришлось стрелять в нее. Елена Сенкевич мертва. А Нинон заключена под стражу.
Алесом овладела злость на самого себя. Он проклинал себя за то, что купился на уловку террористки.
— Ты должен знать, то, что сказала эта женщина — неправда, — она изо всех сил пыталась его успокоить. — Ты вряд ли помнишь, но после того, как мамы с папой не стало, я долгое время не могла ничего есть, и попала в больницу. Пан Борислав часто навещал меня, и мы подолгу разговаривали. Как-то я спросила его о твоей маме. Ведь это странно, что ты никогда не упоминал о ней. Он не хотел рассказывать, но, вероятно, ему стало жаль меня, я же только что лишилась обоих родителей… На самом деле, твой отец очень дорожил ею и был настроен серьезно. Даже твой дед, как и дядя, одобрил их союз. Елена Сенкевич, на его взгляд, стала бы отличной партией, ведь принадлежала знатному литовскому княжескому роду, кроме того, была умна и хороша собой. У нее был лишь один незначительный, по общему мнению, недостаток: она была крайне слабым заклинателем. Ее ауру, как ты, наверное, заметил, с трудом можно было отличить от человеческой.
Пана Януша этот факт не беспокоил, поскольку среди женщин вообще очень мало толковых заклинателей. Но из-за постоянного пребывания среди негативов с мощной внутренней силой, Елена чувствовала себя неполноценной. В конце концов, у нее развился комплекс. И по прошествии нескольких месяцев после твоего рождения, она сбежала. Бесследно исчезла, не сказав никому ни слова. Пан Новак был сильно угнетен ее поступком. Он мог бы простить ей то, что она оставила его. Но она бросила своего ребенка, такое простить невозможно.
Из всех возможных тем для разговора, эта всегда была для Новака наиболее неприятна. Стоило только подумать об этом, и все детские обиды и подростковые комплексы снова рвались на поверхность из глубин подсознания. У него никогда матери не было. Он привык жить с этой мыслью и не собирался ничего менять. Но те едкие слова, сказанные Сенкевич в конференц-зале, навсегда останутся в его памяти.
— Пожалуйста, не напрягайся, Алес! — воскликнула Мира, заметив, как его перекосило. — Чтобы исцелить тебя Нинон пришлось позвать своего парня. Он — позитив! Ты знал? Возможно благодаря ему, ты пришел в себя так скоро. Но Варшава — закрытый для позитивов город. Поэтому их задержали. Я уже говорила с адвокатом. Максимум, что грозит болгарину — штраф за незаконный въезд в Восточную зону. А она, скорее всего, получит срок за непредумышленное убийство. В любом случае, они оба не являются гражданами Польши, так что скоро их отправят обратно на родину.
Алес, уставившись в потолок, слушал рассказ Миры. От известий подруги хотелось рвать на себе волосы и лезть на стену. Но он был временно прикован к кровати, отчего становилось еще тошнее.
— Есть и хорошие новости! — бодро сообщила она. — С тебя сняты все обвинения. И хотя расследование все еще продолжается, дело об убийстве пана Гедиминовича, скорее всего, будет закрыто в связи с гибелью главной подозреваемой.
Отчего-то она отвела взгляд. Ее голос был радостным, но в глазах читалось беспокойство.
— «Как ты?» — после всего, что произошло, это был идиотский вопрос. Но Новак должен был его задать.