— Вы поняли меня, старый кашалот? Я хочу пить, дайте мне воды! — раздраженно крикнул Курт. Китаец кивнул головой и скрылся за узкой дверью. Курт вернулся в комнату, отдернул занавеску и выглянул на двор. Глаза его резнул яркий солнечный свет, он снова задернул занавес и присел на диване. Ему было ясно, что теперь уже более десяти часов утра и что «Спрут» вышел в море без него, но это сознание не доставило ему ни малейшего огорчения. Вошел китаец с глиняной кружкой в руке. Курт жадно осушил кружку и сказал:
— Мне еще придется погулять по берегу, мне этот город нравится, а пока я хочу спать…
Китаец кивнул головой и удалился. Матрос растянулся на диване и заснул крепким сном смертельно уставшего человека, сном без видений, похожим на смерть. Когда он проснулся, было совершенно темно. Освеженный сном, Курт встал, прошел по пустому коридору и вышел на улицу, жадно вдыхая свежий воздух. Он шел медленно, и по мере того, как он удалялся от мрачного дома, в его воображении все ярче и ярче оживало виденное им ночью: и густая зелень деревьев, и бирюзовое небо, и смуглое лицо танцовщицы. В нем усиливалось желание увидеть все это снова, услышать снова дивную музыку — и это желание парализовало его волю. Ему хотелось курить опиум, курить во что бы то ни стало. Он быстро вернулся к мрачному дому и стукнул кулаком в низенькую дверь знакомого подвала.
Ему отворил гигант-китаец с широким, изуродованным оспой лицом и вопросительно посмотрел на него своими тусклыми глазами.
— Я хочу курить опиум… Я был здесь полчаса тому назад, — сказал Курт.
Китаец посторонился, чтобы пропустить его, и матросу показалось, что в его тусклых глазах мелькнула усмешка. Он прямо прошел в знакомую комнату и лег на диван, нетерпеливо крикнув:
— Скорее!
— Платить… — промямлил китаец.
— Я заплачу после. Что же, ты мне не веришь, желтая обезьяна?
— Платить… — упрямо повторил китаец.
— Ах ты, желтая жаба! — заревел матрос, вскакивая в внезапном припадке дикого бешенства. — Да я разнесу в щепки вашу скверную лачугу, желтые твари! Как, не верить матросу? Я заплатил золотой за одну трубку — этого довольно… Я вам покажу! Пусть полиция перевешает вас, хотя на вас жаль тратить веревку!..
Китаец, испуганно попятившись к двери, резко крикнул, и на его зов явился второй, знакомый Курту. Оба китайца перебросились несколькими отрывистыми фразами на своем языке, потом гигант вышел, а оставшийся закивал головой матросу, словно извиняясь, и забормотал:
— Сейчас, капитана… Одна минута… Не надо полиции…
Дрожащими от нетерпения руками Курт закурил и растянулся на диване. Знакомая расслабляющая истома охватила его тело, мысли стали заволакиваться туманом.
Китаец убавил огонь в лампе, быстро взглянул на лежавшего неподвижно моряка и вышел из комнаты. Курту уже казалось, что издали доносятся звуки нежной музыки, и он медленно стал погружаться в рай грез. Внезапно он почувствовал, как чьи-то железные пальцы сдавили ему горло, отчаянным усилием открыл глаза — и последнее, что он увидел, было склонившееся над ним, искаженное злобой лицо гиганта-китайца. Потом матрос захрипел, дернулся всем телом и замер. В тусклом свете жестяной лампочки двигалась по комнате мрачные фигуры двух китайцев, изредка перебрасываясь короткими фразами на своем языке. Один из них, обшарив карманы матроса, разостлал на полу грязную циновку, поднял труп с дивана, положил на циновку и закатал его в нее, как вьюк. Оба китайца наклонились над трупом, подняли его, выскользнули на темный двор и направились к темному предмету, похожему на сруб колодца. Один из них снял со сруба сбитую из досок крышку — и запах сточной ямы отравил воздух. Китайцы подняли труп матроса над ямой, разжали руки — и до их ушей донесся глухой плеск. Они закрыли яму крышкой — и скоро их темные молчаливые фигуры исчезли за дверью подвала.
Малайский крис
Человек в серой широкополой шляпе и черном плаще вошел в дверь маленькой кофейни и уселся у окна, не обращая ни малейшего внимания ни на стоявшего за стойкой хозяина, ни на случайных, быстро сменявшихся посетителей. Он сидел молча, не снимая шляпы, медленно пил жидкий кофе, стакан за стаканом, словно желая оправдать свое долговременное пребывание здесь, и не сводил упорного взгляда с подъезда маленького двухэтажного домика на противоположной стороне улицы. Заинтригованный его странным поведением хозяин пробовал заговорить с ним, но незнакомец, бросив на него свирепый взгляд, прорычал что-то в ответ и отвернулся к окну.
— Невежа, — довольно громко пробормотал обиженный хозяин, — сидит здесь несколько часов и, кажется, собирается выпить все, что есть у меня. Среди моих посетителей еще не было шпионов!
Гость, не обращая внимания на его воркотню, спокойно заказал еще стакан. Но едва кофе был подан, он вскочил и впился внимательным взглядом в вышедшего из подъезда высокого человека в морской фуражке и черном, наглухо застегнутом сюртуке. Хозяин заметил, как на бледных щеках незнакомца вспыхнул румянец, а черные глаза его зажглись мрачным огнем. Незнакомец небрежно бросил на столик несколько серебряных монет, провел рукой по лицу, справился со странным волнением, закутался в плащ и вышел из кофейни. Он перешел на другую сторону улицы и пошел следом за вышедшим из подъезда моряком. Некоторое время незнакомец следовал за ним, не уменьшая расстояния, и пристально всматривался в его широкую спину, словно изучая его плавную, вразвалку, походку. Наконец он ускорил шаги, поравнялся с моряком, дернул его за рукав сюртука и окликнул:
— Кепп, дружище!
Моряк быстро обернулся и, вздрогнув, взглянул на бледное, опушенное черной кудрявой бородой лицо незнакомца.
— Ты меня не узнал, дружище Кепп? — продолжал тот добродушно. — Ну, и немудрено: мы виделись с тобой последний раз пять лет тому назад! Это было в Рио-Жанейро, в госпитале… Как видишь, иногда мертвые воскресают!
— Демерт! — с ужасом пробормотал моряк и, охваченный внезапной нервной дрожью, пошатнулся.
— А, ты все-таки узнал меня, несмотря на костюм и бороду? Да не бойся, старина, я совсем не выходец с того света! Двинемся вперед, а то на нас уже начали обращать внимание прохожие… Они чертовски любопытны, эти граждане этого скверного портового городишки! — весело говорил Демерт, шагая рядом с моряком. — Ну, а ты, кажется, изменился еще меньше, чем я: все такой же франт и так же лихо закручиваешь твои усы! Ты знаешь, когда я тебя случайно увидел на улице, я прямо с ума сошел от радости… Еще бы! После пятилетней разлуки встретить единственного друга! Ведь мы с тобой чуть не десять лет плавали вместе…
— Положим, шесть лет… — уныло поправил его Кепп.
— Ну, не все ли равно! Шесть лет — тоже порядочный период времени! А ты знаешь, Кепп, я болтаю, — и мне стыдно за мою пустую болтовню… Когда я представлял себе нашу встречу, я думал, что мы будем беседовать только о чертовски важных вещах, но когда я тебя увидел, эти важные разговоры вылетели из моей головы… Так всегда бывает при встрече с близкими людьми, я это давно заметил… Знаешь что, старина, зайдем ко мне и поговорим по душе; я не привык к откровенной беседе на улицах. Я живу недалеко, в гостинице «Семь каравелл»…
— Сейчас я тороплюсь по делу. Я зайду к тебе завтра, Демерт, и тогда потолкуем… — быстро перебил его Кепп. — Я очень рад видеть тебя, но я тороплюсь. Очень важное дело!
— Я ни за что тебя не отпущу, — весело вскричал Демерт, схватывая его за руку, — ты меня смертельно обидишь, если не примешь моего приглашения. Пять лет не видеть — а он хочет удрать! Нет, к черту важные дела! Идем!
— Только на одну минуту… Я тороплюсь… — пробормотал Кепп, невольно подчиняясь его настойчивости.