Он замолчал, зажмурился.
Для меня это было дико. К шаманам? Неужели Ригдеп такая далекая и темная провинция, что они не понимают? И главное — неужели патруль Литьяте не дотягивается туда? У нас ведь и чихнуть с помощью магии невозможно было, чтобы тебя к тебе не нагрянула инспекция. Спички не зажечь, не то что дома!
— Я сжег всех, Соле… — сказал Хаген, голос дрогнул. — Всех. Я не хотел… Мы охотились на болотах, и на нас напал болотный змей, он схватил отца… Это вышло само. Я хотел спасти, помочь, хотел сделать хоть что-нибудь, но вместо этого убил всех. Черные головешки… знаешь… даже не поймешь, чем они были… Я думал, сойду сума. И от этого… ну, в общем, еще там… гром и молнии… — Хаген облизал губы. — Меня подобрал патруль. Они сказали, что это магия, что такое бывает, но только уже поздно. Поздно учиться. Если все зашло так далеко, если оно прорывается с такой силой, то я уже никогда не смогу взять магию под контроль. Слишком опасно. Даже отправлять учиться слишком опасно… Не хотели связываться.
Я смотрела на него во все глаза.
Я не верила, это было слишком невероятно.
Но ведь с такими вещами не шутят. Хаген никогда бы не стал… Он не из тех, кто может так врать. Потерять родных… нет, это не шутки.
Патруль…
— Что они хотели с тобой сделать? — тихо спросила я.
Хаген передернул плечами.
— Мне тогда было все равно, я не спрашивал, — сказал он. — Но за меня поручился мастер Патеру, сказал, что сам проследит. Только из уважения к нему…
— Хаген… — я не знала, что и сказать.
По сравнению с этим, все мои неприятности и страхи действительно казались детскими и глупыми.
Он молчал. Он сказал все, что мог, и слов больше не осталось.
— Ты не виноват, Хаген, — тихо сказала я.
— Какая разница.
— Нет, Хаген! Разница есть! Не нужно винить себя. Ты не виноват! Если бы ты родился в Илитрии, в Эторе или даже в Хисире, тебя бы учили с детства. Ты бы мог…
— Нет, Соле, — он нахмурился, не дал мне договорить. — Что толку. Это ничего не изменит.
Огонь. Кругом огонь…
Я тоже всегда винила себя в смерти матери. Знала, что это не моя вина, и все равно…
— Салотто в огне… — тихо-тихо сказала я, само вырвалось.
Хаген вздрогнул, посмотрел на меня так странно.
— Ты знаешь, Соле, — сказал он. — С тех пор я часто вижу один сон. Приморский южный город, большой, очень большой, высокие дома… Река делит его пополам… На левом берегу старый город, крепостные стены, какой-то дворец, крыша блестит на солнце и слепит глаза… вокруг большой парк с тремя прудами. Через реку мост с морскими драконами, выкрашенными в синий цвет. На правом берегу — высокие новые дома. Около берега они стоят очень плотно, но чем выше, дальше к холмам, тем свободнее. Домики рассыпаны везде, куда не глянь, кажется, до самого горизонта. В гавани огромные корабли…
Он рассказывал, я слушала, и мне становилось страшно. Я знала, что будет. Это Салотто. Он видел мой город во сне.
— А потом с неба упал огонь и сжег все, — сказал Хаген. — Я видел, как людей пожирает пламя, как они кричат, пытаются спастись…
Мне кажется, я перестала дышать. Я смотрела на него и, в который раз, не могла поверить. Ведь это не шутка! Нет?
— Ты ведь не смеешься надо мной?
— Нет, — сказал он.
Если бы Лан рассказал мне это, я бы не поверила. Вот, не поверила бы и все. Но тут…
— Знаешь, Соле, — сказал он еще, — в Литьяте мне сказали, что я могу навлечь на мир большую беду.
У него стало такое каменное, непроницаемое лицо.
А у меня подкосились ноги, я взяла и села прямо на землю, закрыла лицо руками. Нет. Этого не может быть. Это не он. Нет-нет-нет…
Всю ночь, до утра, мы сидели с Ланом на старом полузатопленном пирсе, забравшись на ящики. Волны то с шипением захпест ывали доски, то откатывались назад.
Мы пили вино, Лан откуда-то принес хорошее хисирское, из Най-Кану, страшно дорогое…
Я не удержалась, рассказала ему о Хагене и о своем сне. О Салотто. Лан не удивился.
— Такие сны снятся многим, — сказал он. — Повторяющиеся, страшно реальные сны. Многим, кто имеет отношение к магии.
— И тебе?
— Да, — Лан кивнул. — Мне тоже. Я видел его.
— Салотто в огне? Так будет?
Лан нахмурился. Под темным ночным небом его голубые глаза казались совсем черными.
— Это не пророчество, — сказал он. — Только предупреждение. Можно избежать, можно изменить судьбу.