— Погоди, — дернул я головой, — ты хочешь сказать, Блэк ничего не знал? — мысли все еще ворочались медленно. Голова гудела после почти десяти оборотов проведенных за бесполезными по сути спорами.
— Именно, — подняла она палец вверх, в чисто учительском жесте.
— А я-то здесь причем?
— Ну как ты не понимаешь? Сириус ничего тебе не сказал потому, что прекрасно понимал, ты его не послушаешь. В который раз, между прочим. Какие у него отношения со мной ты и без того прекрасно знаешь. Блэку он не сказал по этой же причине: волк отправился бы прямиком к тебе. А что в итоге?
— Что? — я же говорю, это сильно напоминает игру в поддавки.
— В итоге пострадали простые вояки, у которых даже идеи в головах не возникло ослушаться или не подчиниться Сириусу. Алекс, если уж тебе все равно на то, что думают твои советники, делай хотя бы вид, что это не так.
— А зачем? — склонил я голову на бок, сощурившись.
— Хотя бы затем, чтобы не менять состав кабинета министров каждую весну!
— Ты преувеличиваешь.
— Я не преувеличиваю, я называю вещи своими именами, и ты не можешь не понимать…
— Софи, милая, ты забыла? Я — разгильдяй и тунеядец, самодур. И я охренеть как люблю принимать непопулярные решения.
— Каждый раз когда мне кажется, что я начинаю об этом забывать, ты просто появляешься рядом, тебе даже необязательно что-то говорить.
— В таком случае, к чему вообще все это? Сегодняшнее решение как раз в моем духе — осуждаемое и ужасно, кошмарно непопулярное.
— А ты не задумывался, что следующее такое решение может стать последним, переполнить чашу терпения твоих грунов?
— Софи, я дал им месяц на то, чтобы изменить точку зрения, потратил целый месяц на то, чтобы постараться их переубедить. Я сразу дал понять каждому, что договор будет подписан, и министры знают меня достаточно хорошо, чтобы понимать, что я слов на ветер не бросаю. Так почему я должен был тянуть с этим дальше?
— Алекс, ну почему ты не понимаешь? Дело не в том, что ты сделал все по-своему, дело в том, как ты это сделал!
— Не понимаю, — я состроил серьезную мину. Ну… более или менее. — Чего именно ты хочешь от меня, Софи? Мне отправить Стэру вестника о том, что я передумал, и соглашения не будет? Только из-за того, что горстка старых перестраховщиков, вот удивительно, перестраховывается? — легкое раздражение заставило нахмуриться.
— Ни в коем случае, — ведьма резко поднялась со стула, видимо поверив, что я говорю серьезно, мне с трудом удалось сдержаться и скрыть улыбку. — Я просто хочу, чтобы ты был осторожнее в выражениях, суждениях, действиях. Алекс, ты же умеешь играть, умеешь притворяться, ты прекрасно знаешь, что и как надо делать, ты умеешь быть Повелителем, а не уличным шутом. Так почему ты так беспечен?
— Потому что мне так больше нравится, — все-таки улыбнулся я. Софи молчала, стояла напротив и молчала, всматриваясь в мое лицо, такая холодная и отчужденная, а в глазах плескался укор и разочарование. Что ж, разочаровывать я действительно умею прекрасно.
Особенно эту ведьму. Кретин.
Мы помолчали еще несколько вдохов, а потом Заклинательница развернулась и направилась к дверям, качнув пару раз головой.
— Прости, что побеспокоила, — сказала ведьма, держась за ручку. Я вздохнул, посверлил взглядом закрывшуюся дверь и налил себе брусничного отвара.
Просто феерический кретин.
Горькая усмешка скользнула на губы. Почему она не понимает? До сих пор не понимает?
Мы вместе уже семь лет, и иногда мне кажется, что она видит меня на сквозь, но в такие моменты как этот…
Я сдавил пальцами переносицу, размял плечи и тоже направился на выход из обеденной залы, только толкнул другую дверь.
Чувствовать себя кретином я не любил, обижать Софи не любил еще больше, но отчего-то последнее время делал и то и то с завидной регулярностью. Вообще достаточно любопытная особенность: каждый раз когда ведьма вот так обижалась, я неизменно чувствовал себя виноватым, даже если был прав. Как сегодня, например. Я ведь прав, духи грани меня задери! Но чувствовал себя все равно гадко.
И Заклинательница… Она никогда не показывала, насколько действительно обижена или разочарована, она не хлопала дверями, не цедила слова сквозь зубы при следующей встрече, не отводила глаз. Никак и ничем не выдавала себя, вела себя как обычно, но… но я почему-то всегда знал, чувствовал, что она дуется. Не знаю, когда конкретно это началось, возможно, спустя год или полтора после ее появления во дворце, может, позже, да и собственно какая разница? Главное, что я это понимал, а значит, мог исправить.