Прошлой ночью она все рассказала Вандиену про Рибеке и Дреша. Он слушал ее, не перебивая. Беда только, самой Ки все то, о чем она рассказывала, представлялось бредом сумасшедшей. Физическое напряжение минувших нескольких дней вычерпало ее настолько, что воспоминания приобрели довольно-таки нереальный оттенок. Гибель Меди представлялась ей теперь чем-то вроде вселенской катастрофы, и она вдвойне сожалела о той роли, которую ей выпало сыграть в столь прискорбном событии. Однако всего труднее оказалось рассказывать все-таки о том долге, который она за собой чувствовала. Ведь Рибеке спасла ее. Может быть, Заклинательница вовсе не думала о ней в тот момент. Или думала не больше, чем о ее тяжеловозах. Так или нет, но Рибеке ее СПАСЛА, и ничего тут не поделаешь. Потому-то Ки закончила свою повесть следующими словами:
– Терпеть не могу обзаводиться долгами, которые не в состоянии отдать.
– Не ты одна, – глядя в огонь, ответил ей Вандиен, и она знала, о чем он думал. О том, как Дреш не больно-то честным образом завлек его сюда, в Обманную Гавань. Ки поймала себя на том, что начинает ненавидеть эту деревню. Вообще все это хреново место. Холодную воду в затопленном храме, которая во всех смыслах УМЫЛА их обоих. А чего стоила непривычная подавленность Вандиена, стеснявшегося признаться в том, что питал, как дурак, несбыточные надежды!.. Нет, на редкость мерзкое место. Оно в каждом умудрялось растравить старые раны, вместо того чтобы помочь их исцелить.
…Очередной отлив пришел и ушел, и все без толку. Выручить Вандиеновых скилий по-прежнему не удавалось. Ки, конечно, помалкивала, но про себя задавалась вопросом: а были ли они по-прежнему там, на конце канатика? Может, они запутали его вокруг чего-нибудь там, в затопленном подвале, а сами сорвались с привязи и давно смылись? Может, они с Вандиеном последние два дня пытались вытащить вверх по лестнице храмовые фундаменты?..
Во всяком случае, Ки успела окончательно уверовать в безнадежность этой затеи, упряжка вымоталась и капризничала, а Вандиен постигал все новые глубины черного юмора…
Ки посмотрела в сторону моря. Вандиен стоял у края воды и смотрел на серые волны, плескавшиеся над храмом. Прибой подкатывался к самым его ногам, а потом, шипя, отползал. Вандиен держал в руках моток веревки, конец которой исчезал в воде. Прилив между тем наступал; если Вандиен так и будет там торчать, придется ему заново вымокнуть.
В первый же отлив после Храмового им удалось выудить конец каната, который в ту памятную ночь так и остался обмотанным вокруг поваленного камня. Мрачная как туча Джени отвезла их на своей дори, и Вандиен, как ни отговаривала его Ки, сам нырнул в глубину, чтобы обрезать канат и связать его с тем, что они доставили с собой в лодке. Потом пришлось нырять еще раз, чтобы протащить канат сквозь храмовую дверь. Вандиен полагал, что, даже если тяжеловозам Ки и удастся выкорчевать скилий из подвала, через иззубренные стены они их все же вряд ли переволокут. Делать нечего, Ки выменяла на сушеные фрукты и колбасу еще три бухты каната, которых хватило, чтобы достать до берега и пристегнуть конец к упряжи тяжеловозов.
После этого они пробовали сдвинуть скилий с места и в прилив, и в отлив, но все было напрасно. Ки даже загоняла коней в воду, подбираясь к храму как можно ближе, и вновь приказывала тянуть. Без малейшего толку. Даже если скильи не оборвали к шутам тот серебристый канатик, они явно зарылись как следует и отнюдь не намеревались покидать насиженное местечко, пока их любовный пыл окончательно не остынет.
– Вандиен!..
Он повернулся на ее оклик и устало пошел к ней, сутулясь на холодном морском ветру. Он по-прежнему носил шерстяную рыбацкую робу, которая была ему безобразно велика. Темные глаза ввалились, взгляд был замученный. На ходу Вандиен отмотал веревку и, подойдя, привязал конец к язычку фургона.
– Давай я устрою костер, а ты пока переодевайся и веди своих кляч пастись, – предложил он, устало привалившись к борту фургона.
Против обыкновения, Ки не взвилась на слово «клячи».
– Слушай, Вандиен, – сказала она. – Давай сделаем одно из двух. Мы можем прекратить бестолково дергать поганую веревку, расслабить лицо и спокойно подождать, пока негодные твари кончат миловаться и сами всплывут подышать. А можем – и лично мне этот вариант нравится существенно больше – обрезать веревку к шутам собачьим и смотать удочки. Денег у нас, правда, кот наплакал, но почему не предложить твоему т'черья шкуры, или попоны, или что там еще за его скилий? Мы можем даже прямо здесь обменять что можно на соленую рыбу, утрясти по дороге дела с т'черья, увезти рыбу в глубь страны, пока она не сойдет где-нибудь за редкий деликатес, и там продать. Знаешь, у меня неплохие связи в Зеленолесье. Это всего пять дней пути за Горькухами…
– Нет, – дав ей выговориться, сказал Вандиен. – Я должен каким угодно способом выволочь оттуда скилий и вернуть их Паутинному Панцирю в целости и сохранности. Я и так уже облажался более чем достаточно, так дай мне хотя бы развязаться по-людски с этим делом. Паутинный Панцирь ДОВЕРИЛ мне свою упряжку, ты понимаешь? И я, хоть тресни, должен ее возвратить. Правда, Ки, может, переоденешься, пока я разжигаю костер и отвожу кляч?
– А может, мне попилить тебя еще немножко, и тогда ты не только позаботишься о клячах и о костре, но и меня до кучи переоденешь?..
– Это мысль, – согласился Вандиен. – Итак, вместо травы и костра я с удовольствием…
– Хвастунишка. Ты же вымотался не меньше моего.
– Гораздо больше. Э, это не Джени к нам по песочку идет?
Ки проследила направление его взгляда. К ним действительно приближалась закутанная в плащ фигура, державшая за руку другую, поменьше росточком. Волосы малышки выбивались из-под капюшона; она весело бежала вприпрыжку, стараясь не отставать от старшей сестры. Ветер уже доносил ее голосок: девчушка щебетала, как птичка.
– Да уж, кому бы еще, – согласилась Ки. – Остальная деревня после праздника вся в делах, знай рыбу ловит, ей не до нас.
Они молча наблюдали за приближавшейся парой. Джени решительно шагала по камешкам и песку, не отрывая взгляда от фургона. Зато младшенькая не пропускала ни яркого камешка, ни ракушки: все ее занимало. Волосы Джени были прижаты плотной шерстяной шапочкой. Просторная рубашка была плотно перетянута поясом, а штаны – надежно заправлены в сапожки. Рубашонка младшей сестры не была подпоясана, – так, согласно обычаю, ходила вся деревенская мелюзга. Штанишки вылезли из голенищ сапожков, и ветер раздувал их на каждом шагу. Подойдя почти на расстояние оклика, они остановились, и Джени наклонилась что-то малышке сказать. Та выслушала ее с самым серьезным видом.
– «Будь паинькой, не лезь, пока тебя не спросят, и вообще поменьше вредничай…» – столь же серьезно предположил Вандиен.
– «И не забудь вытереть нос!..» – негромко посмеиваясь, добавила Ки. Подойдя вплотную, Джени выпустила ручонку младшей сестры. Та мигом подбежала к борту фургона и принялась водить пальчиком, изучая полосы и завитушки на раскрашенных досках кабинки. Джени бросила ей вслед взгляд, означавший примерно «ну, ты у меня дождешься», и повернулась к Ки с Вандиеном.
– Есть способ, как не бей лежачего поднять вашу упряжку, – начала она безо всяких предисловий. – Когда я вас возила туда привязывать веревку… мне, в общем, хотелось живьем кого-нибудь съесть. Я все говорила себе, что, мол, я вам ничем не обязана, зато чем быстрее вы сдадитесь и уберетесь отсюда, тем быстрее деревня придет в чувство. Только я ошибалась. Мне передали, как ты, Вандиен, рассказывал о своих приключениях в ночь Храмового Отлива. Спасибо я тебе говорить не собираюсь, но не хочу, чтобы ты думал, будто я такая уж заскорузлая. Я понимаю и ценю, что ты пытался для меня сделать. Вот я и решила помочь вам вытянуть упряжку.
На этом Джени замолчала и молчала так долго, что пауза сделалась неловкой. Но тут подала голос ее сестренка.