— Камила, ты пришла?
— Пришла, — отвечает она совершенно равнодушно и снова чувствует запах свежей выпечки, разлетающийся по квартире.
Ну вот, заходила как можно тише, а она опять ее поджидала. Караулила. Она больше не крадется по коридору, а уверенным шагом идет в своему убежищу, но даже там, она не чувствует себя полноправной хозяйкой.
Нажатие кнопки на старой магнитоле и заезженный до дыр, диск скребется о дисковод, воспроизводя заунывный мотив. Тихая, убаюкивающая мелодия заставляет ее смиренно прикрыть глаза. И пусть она стоит у окна с видом на лазурное море, поблескивающего где-то к линии горизонта, она не хочет замечать всей этой красоты. Ее память непроизвольно воспроизводит картинки из прошлого.
Умиротворение. Шепот, колыхающихся от ветра верхушек деревьев, что доносится с парка. Ослепляющее солнце. Бетонные плиты. Чайки, низко летающие над водной гладью и она, положа голову на его широкую спину, любуется местными красотами, молча думая о чем-то своем.
Внезапно ее глаза открываются, наполняясь лютой ненавистью, потому что ее любимая «Pasaran anos» западает на моменте припева, как бы стократно обещая ей, что даже спустя годы, он все равно скажет ей свое «да». Ее охватывает печаль, граничащая с нервозностью, потому что он больше не может сдержать это обещание… И диск снова западает. Такого раньше не случалось. Она. Она опять трогала ее вещи. Ненавижу, проносится в ее голове, а в сердце, которые и так переполнено воспоминаниями о далеком прошлом, больше не хватает места ни для чего другого. Включается «Magica Saigon». Издевательство для ее слуха. Он написал эту песню для нее, и даже в клипе снял. Ненавижу ее! Резко нажав на кнопку «стоп», она молча уставляется в голую стену. В его квартире они выкрашены в белый цвет, как и в любой больничной палате. Неудивительно, что жизнь в этих стенах медленно забирает ее драгоценное время и сводит с ума своей девственной чистотой.
Полные грусти глаза, с неглубокими морщинками, появившимися с течением времени в самых уголках, впиваются в плакат на противоположной стене. Она не может долго смотреть в его бездонные голубые глаза, потому что уже заранее знает, что проплачет в подушку всю ночь. А сегодня нельзя. Сегодня особенный день. Его день.
— Камила, приготовься к поздравлениям! Я сейчас иду…
Она смотрит в сторону двери, заслышав этот скрипучий голосок из коридора и не успевает защелкнуть замок собственной спальни.
Летящей походкой она врывается в комнату подобно бризу, прошедшему по морским волнам, и с легкой непринужденностью заполняет ее своей напускной вежливостью. Весь воздух в помещении мгновенно отравлен. В ее руках огромный торт с множеством зажженных свечей, который после хвастливого показа, она демонстративно ставит на стол.
— Опять в комнате дымила, ну и запах! Она без спроса на правах хозяйки распахивает окно, запуская свежий воздух в комнату.
— Дорогая Камила, поздравляю с днем рождения! Желаю тебе счастья в личной жизни и успехов в труде. Она произносит это как на духу, не вкладывая в слова никого значения. Ни капли искренности, словно заученный по бумажке текст. — Ну, именинница, теперь дуй.
— Ой, Мартина, давай без этого! Она, принимается за свои дела, не обращая никакого внимания на свою незваную гостью.
— Дуй, говорю!
— Да не буду я дуть. Что это вообще за цирк ты устроила?
— Ну так положено, дуй, я кому сказала.
— Я дуть не буду!
— А я от тебя не отстану!
Оборачиваясь, она смотрит в ее сторону. Если бы можно было убить человека взглядом, она бы уже замертво упала на пол.
— Я тебе уже сказала, я дуть не буду.
— Тогда я! Бодро поднимаясь со стула, она тут же гасит все свечи на праздничном торте. Она умеет улыбаться глазами, что и демонстрирует, глядя на кулинарное произведение, собственноручно приготовленное ею самой. Но в какой-то момент ей становится не до счастья и улыбок. В ускользающий, как сквозь пальцы миг, она осознает какой сегодня день и замирает, вглядываясь совершенно пустыми глазами прямо перед собой. Она уже не здесь, она далеко далеко в прошлом.
Она, стоя у своей кровати чутко улавливает ее настроение и тоже впадает в уныние и щемящую в сердце, тоску по прошлому.
— Ну ладно, Мартина, — как бы соглашаясь, произносит она в гнетущей тишине, что повисла несколько минут назад, — царство ему небесное.
Произнеся это короткое заклинание, ее со скоростью света уносит в те времена, когда она впервые познала вкус его поцелуя. Его ласки и нежные руки, скользящие по изгибам ее стройного тела. Она была так молода, но уже тогда познала каково это сгорать до тла, словно пепел. Она помнила вкус крови на губах, потому что от страсти и эмоций остаются следы. Всегда остаются следы, если очень очень кого-то любишь. Он так неистово ее целовал, потому что изголодался, а теперь вот… Она все еще помнит белые простыни застеленные на кровати в его комнате, и каковы они были на ощупь. Она никогда не забудет биение его сердца, пока лежала на его груди и думала, о том, что влюблена… Она помнит ее, ту что ворвалась в их безмятежную жизнь и перевернула все ног на голову. Ее следовало бы сразу убрать с дороги, но разве она могла подумать что все закончится так?
Лето 1998 года. Буэнос-Айрес.
— Бенха, Бенха! Это Мартина, открой пожалуйста!
— Тебе было больно? — она спрашивает, так же как и он, не обращая никакого внимания, на то, что кто-то за дверью пытается его окликнуть.
— Сначала вроде бы больно, а потом даже понравилось. А тебе?
Открывая глаза в мирном блаженстве, она соглашаясь произносит:
— Тоже самое… В начале больно, а потом лучше всего на свете.
Но насладиться моментом первой близости им мешают удары кулаком в дверь.
— Бенха, я мешать не буду, — она еще раз со всей силы прикладывается спиной к двери и подобно назойливой мухе пытается проникнуть в комнату.
— Я тут занят немного.
— Мне нужен мой словарь по-английскому языку, у меня завтра экзамен. Ты помнишь брал у меня. Открой!!! — Она бьет так, что плечо пронзает дикая боль, но ей не больно физически, она убита морально.
— Я не могу, через пятнадцать минут выйду. Иди к себе!
— Ты можешь даже не впускать меня! — она продолжает ломиться. — Мне очень надо! У меня завтра экзамен!!! — она совершенно обессиленная, а ее голос заглушают слезы и последней отчаянной попыткой войти становится удар ногой по глухой двери.
— Марту, ну ты чего? Вату-то из ушей вынь, я же сказал не могу!
— Просунь словарь в щель… и п…п…продолжайте себе на здоровье! Я вам мешать не собираюсь!
Щеколда. Двери распахиваются, ударяясь о стену. Он впивается в нее взглядом, а потом отрешенно смотрит в совершенно другую сторону.
— Тебе словарь нужен. Так бери!
Но она больше его не слышит. Она видит ее, совершенно обнаженную и без капли смущения на лице. Скорее даже наоборот, она как русалка, которую выбросило на берег и теперь она показывает себя всему, что ее окружает во всем своем великолепии.