Я велела потехинцам подождать. Сама вышла на улицу и остановила коляску. Скорей к Ивану Никифоровичу! Далее все в его компетентности.
Главный полицмейстер выслушал меня внимательно. Сказал:
– Почти вся головоломка сложилась. Купцы Афанасьевы по восточным странам часто ездят. Про орудие подобное я от одного товарища тоже слышал. Вот только как вы зверя в доме объясните? Ладно, Парашка солгала, чтобы от себя подозрения отвести. Но Петер ведь тоже про волка говорил. А может мальчишка в сговоре со служанкой, а? Тогда все складывается.
Такого поворота не ожидала. Пришла спасти Петера, а получается, еще больше яму вырыла. Пришлось на ходу придумывать объяснение.
– Уверена, что мальчик не виноват, Иван Никифорович. Он когда про волка сказал? Разве сразу, когда ваши люди в дом пришли? Или позднее?
– Позднее, Настя. Уже тут, на допросе.
– И вы уже ему заявили, что в убийстве родителей виновным считаете. Так?
– Так.
– А не слышал ли Петер, как Парашка про оборотня рассказывала?
– Об этом весь город слышал. Она ведь на всю округу вопила.
– Вот вам и объяснение. Парашка про оборотня соврала. Петер предпочел подтвердить ее слова, потому как это отводило и от него подозрение. А что еще мог мальчик сделать для своего спасения?
Конечно, мои доводы были малоубедительны. Но я надеялась, что вру не только нагло, но и талантливо. Иван Никифорович задумался. Я продолжила:
– Первым дело надо эти когти-зубы найти. И деньги, что украдены. Без этих улик не сможем убийц обвинить. А отыщем, Парашка и Григорий не отопрутся. Признают вину. Коли на Петера как на сообщника укажут, значить, так оно и есть. Если нет, мальчонка не виноват и в сговоре не был.
– Верно мыслите, Анастасия. Первым дело нужно оружие и пропажу отыскать. Прямо сейчас и отправимся обыск делать.
Прасковью Коровину, попросту Парашку, как и многих других преступников, погубило высокое самомнение. Служанка Гофманов решила, что опасность миновала, и потеряла бдительность. Я, главный полицмейстер и сопровождавшие нас городовые отыскали преступников в доме родной тетки Параши. Та вырастила девицу, была ей вместо матери. О преступлении старушка ничего не ведала. Влюбленные же готовились сбежать из города. Об этом говорили котомки с теплыми вещами и снедью, чтобы были уже подготовлены и стояли у порога. В одной из сумищ нашли пачки облигаций и купюр. А на самом дне – железные острые клинки, закрепленные на кожаных перчатках в бурых пятнах. "Кровь!" – догадалась я. Правы были Светлана Федоровна и Максим Левушкин. Не знаю, как именно называлось грозное оружие, но оно напоминало те виды, о которых рассказала учительница истории. Преступники, пойманные с такими уликами, не отпирались. Парашка молчала, злобно сверкая красивыми зелеными глазищами. Григорий, напортив, не выдержал, разрыдался. Видно, мучился угрызениями совести, потому что сразу покаялся, рассказал все, как было. Подтвердил, что сын Гофмановский с ними в сговоре не был. Я обрадовалась. Наконец-то Петер полностью реабилитирован. Является единственным наследником капитала Гофманов. Но все это требовалось как-то оформить. Еще немного, и мальчик познакомится с родным отцом. Я даже не представляла, как преподнести главному полицмейстеру эту новость. Но все образовалось само собой. Парашку и Григория отвезли в участок. Признание было сделано. Остальное могло подождать до завтра. Иван Никифорович довез меня до таверны. Зашел выпить чаю со знаменитым Тарасовским калачом. Мы рассказали тайным агентам из Петербурга (моим потехинцам), что дело раскрыто. Даже поделились подробностями. Лицо оборотня озарила улыбка. Виг подошел к главному полицейскому и показал пожелтевшую бумагу. Мне тоже стало интересно. Я присоединилась к мужчинам. Виг пояснил:
– Это письмо женщины, которую я любил. Которая любила меня и родила нашего сына Петера.
Челюсть Ивана Никифоровича отвисла. Потом снова приподнялась. Он прочел текст на листке. Протянул мне. Там рукой Хельги было написано: "Мой сын Петер рожден не от законного супруга Эриха Гофмана, а от жителя города Н. господина Вигорга. Подтверждаю написанное мной собственноручно. Хельга Гофман".
Главный полицмейстер задумался. На его лице читалось сомнение. Наконец Иван Никифорович вымолвил:
– Надо же, какие дела творятся. У сироты родитель объявился. Где же вы раньше жили-были, папенька?
– Не хотел судьбу Петера портить, – ответил Виг. – Все-таки мальчик в семье небедной рос, купеческого сословия. Я же – простой ремесленник. Но теперь, коли сиротой остался, вздумал объявиться.