Мысленно я попросила силы забвения, коли такие существуют, окутать Николая и стереть Аллочку из его памяти. Вокруг темных кудрей появилось свечение, но ласковое, нежно, едва заметное. Карие глаза затуманились, закрылись. Я поняла: магия в этот раз не привередничала, сделала все, как полагается. Когда Николя проснется, он напрочь забудет Аллочку.
Подобный ритуал пришлось проделать и с дочкой олигарха. А то проснется красавица, захочет видеть любимого. Воспротивимся – покажет нам такую Кузькину мать! Цепочку с медальоном отдала Марфе:
– Верни молодому барону, когда пирожных откушать придет. Скажи, что сам обронил...
Та кивнула. А я поднялась в свою комнату. До утра оставалась всего пара часов. Не помогали уже "Редмаг" и батончики. Спасть хотелось неимоверно. Я рухнула в кровать и провалилась в крепкий сон.
Проснулась я от громкого стука в дверь. На пороге стояла Марфа. Хозяйка доложила:
– К вам главный полицмейстер Иван Никифорович пожаловали.
Оказалось, проспала едва не до вечера! Я быстро оделась, умылась. С двойным ужасом оглядела себя в зеркале. Во-первых, потому что там по-прежнему была усатая физиономия Петровича. Во-вторых, выглядела она от непостоянного сна и нервотрепки еще хуже обычного.
Это заметил и главный полицейский.
– Дурно выглядите, Настя Петрович! Устали, понимаю. Ну да ничего. Сегодня преступников изловим, вот и отдохнем. Я, между прочим, тоже ночь без сна провел. Вы и ваши агенты мне задачку за задачкой подкидываете. Ну да все уладил...
По словам полицмейстера явления Аллочки народу вызвало в городе огромное беспокойство. С утреца слухи ходят невероятные. Дескать, намедни на балу у Свиридовых ведьма объявилась да всех дам в коров превратила! Бароны фон Легель и другие кавалеры были проклятой колдуньей очарованы, околдованы и перестрелялись все до единого. А ведьма, жутко хохоча, на помело вскочила, до утра на небе куролесила, где ранее голый господин летал. А как петухи пропели, враз исчезла.
– Бред какой! – возмутилась я. – Недоросли созоровали, корову привели, а уж раздули небылицы.
– Таков-с народ, – согласился полицейский. – Ничего, до вечера посудачат, потом и забудут. Главное, все хорошо закончилось. Княгиня Свиридова, хозяйка бала даже довольна осталась. Теперь к ней на прием да на обед каждый попасть хочет. Даже из других уездов и самого Петербурга изъявили желание! А у нее три дочки на выданье. Корову караульные в приют отвели. У них там свое хозяйство, молоко да творог для сироток лишними не будут. Юный барон память потерял. Сам ничего о своей выходке не помнит. Кузен да батюшка тоже молчат, им забывчивость Николя только на руку.
Я порадовалась, что Николя позабыл Аллочку, а княгине вон бесплатная реклама сделалась. Поблагодарила Ивана Никифоровича:
– Умница вы большой, господин полицмейстер. Ловко все уладили. Непременно за вас слово в Петербурге замолвлю. Но позвольте узнать: что с герцогом? Говорили с ним, дал согласие на участие в следствии?
– Дал! С превеликим удовольствием. Горяч, молод. К тому же поквитаться хочет с тем, кто его без штанов оставил. Хоть невелика потеря, да обидно ведь, унизительно! Так что готов встретить вора ночью. Слух об отъезде уже по городу идет. Заметка в утрешнюю газету вставлена. Дескать, отбывает герцог Вяземский. Коли кто особняк арендовать пожелает, обращаться к управляющему.
– И что? – выдохнула я.
– Уж обращались! Под видом помощника управляющего мой человек сидел. Первой пара пожаловала, семейная. Подозрений не вызвала. А вот второй посетитель явно в маскараде был. Мой человек наблюдательный. Углядел: борода да усы ненастоящие! И его, посетителя этого, более интересовало не убранство особняка, не цена, а когда герцог отбывать хотят. Управляющий отвечал, как велено: завтра с утра самого.