Я отпустила Селену и вздохнула. Плохой из меня следователь. По закону жанра круг подозреваемых должен сужаться. У меня же только становился все шире. Теперь в нем еще и Антонина Белова. Но мне не давала покоя мысль, что сегодня мы день потратили не зря. Было что-то в показаниях свидетелей нужное и важное. Что именно, я никак не могла понять. Мы с Рыбкиным оставили всем членам семьи на всякий случай свои визитки и отбыли прочь.
Дома я оказалась около полуночи. Недавняя мисс Мира сладко похрапывала. Спала и Тошка. Я наспех поужинала и тоже бухнулась в кровать. Сразу провалилась в глубокий крепкий сон.
Очнулась от того, что за плечо трясла Танька:
– Настя! Тебе какой-то Дмитрий звонит. Важное сообщить хочет. Просил будить.
Я посмотрела на будильник: три часа ночи. И нет у меня ни одного знакомого Димы! Но, оказалось, что есть. Поднял меня с постели брат бизнесвумен:
– Семен Петрович! Вы свой телефон оставили, коли будет чего сообщить. Так вот, докладываю: мы с супругой только что изловили маньячку.
Сон как рукой сняло. За пару минут я оделась, выхлебала чашку кофе, что протянула заботливая Татьяна. Позвонила Рыбкину. Леха примчался быстро. И вскоре мы уже делали новый заход в дом Бойко.
Вошли и увидели картину: в комнате Дмитрия сидит связанная, с заклеенным ртом, дочь Влада – Вероника.
– Вы зачем девушку связали? – рассердилась я.
– Так маньячка и есть она! – ответил Дмитрий. – Связали, чтоб не сбежала. Рот заклеили, чтоб не орала. А что? Имели право на подобные манипуляции. У нас доказательства ее вины есть.
– Какие?
– А вот целая сумка! Она с ней сбежать хотела! Да только я заметил, как на заднем дворе тень мелькнула. Ринулся в погоню. А там – наша принцесса! С сумищей тяжелой далеко не сбежишь. Поймал, вот!
Тут и я заметила огромный клетчатый баул китайского производства. Раскрыла и ахнула: сумка была набита.... розовыми платьями!
Тем временем Леха освободил дочь художника, осторожно снял со рта девушки пластырь. Теперь та могла говорить. Я спросила:
– Вероника. Что все это значат? Откуда у вас эти платья? Впрочем... можете не отвечать. Вы ведь дизайнер одежды по профессии и платья сами сшили, так?
Девушка вытерла слезы и ответила:
– Да, я действительно сшила несколько одинаковых розовых платьев.
– Но зачем?
– Так мачеха моя Галина Григорьевна попросила. Чек на большую сумму выписала. Сказала, что мужу угодить хочет. Ему для моделей надо. Он сейчас Селенку рисует, а завтра может какая другая появится. А у него сразу наряд готовый будет для новой модели, подходящий по размеру.
Я усомнилась. Нашитые платья имели размеры от 42 до 56-го. Последнее напоминало чехол от танка. Тонечка, в честь которой и писались шедевры, была тоненькой и стройной. Но не стала акцентировать на данном факте внимание. Вновь обратилась к Веронике:
– Хорошо. А зачем сбежать пыталась?
– Уничтожить платья хотела. Узнай вы правду, из отца точно бы маньяка сделали. Итак все на него указывает!
Может, Галина так и задумала! Госпожа Бойко уже почивали. Но мы с Рыбкиным, не церемонясь, подняли бизнесвумен с постели и задали ей вопрос про платья. Красавица-пышка, если и была недовольна нашим ночным вторжением в опочивальню, то виду не показала. Повторила слова падчерицы. Мол, для супруга старалась. Влад пожелал такие платья иметь, она и подсуетилась. Доброе дело сделать хотела, а вышло вон как.Я велела Рыбкину забрать платья на экспертизу. Хотя сомнений в том, что они совпадут с теми, что надеты на жертвах, не было никаких.Когда выезжали из особняка, увидели Веронику. Девушка одиноко брела по ночной дороге. Видимо, побоялась остаться дома, не сохранив тайну мачехи. А родной отец ничего не сделал, чтобы ее защитить.– Ника! – крикнула я. – Садись в машину! До города подвезем. Говори адрес.– До гостиницы ближайшей подбросьте.Я удивилась:– Гостиница? У вас с отцом хорошая квартира в городе есть. Своя, что от твоей матери осталась.Внезапно девушка разрыдалась. Мы поняли: бедняжка просто не хочет оставаться одна.– Я ее к себе домой не возьму, – рассмеялся Леха. – Заставят еще потом жениться. А я в другую влюблен.
– Ладно, вези нас к Петровичу.
На улице уже почти рассвело. Мы с Никой сидели на уютной Танькиной кухне и пили чай. Девушка рассказывала о Нине. Видно, ей очень хотелось с кем-то поговорить о матери, но собеседника не находилось.