— Я, по простоте душевной, решил, что три новых постояльца хоть как-то поддержат вашу пустеющую казну, — вздохнул доктор Акрингтон. — Давайте послушаем мнение главы семейства. — Он повернулся к полковнику Клэру. — Что скажешь, Эдвард?
— Ась? — встрепенулся полковник, широко раскрыв рот и испуганно вытаращившись на зятя. — Это насчёт бумаги, что лежит на столе? Я не слушал. Прочитай заново.
— О Господи!
— Ваш бифштекс, — промурлыкала Хойя, ставя перед носом доктора Акрингтона большую тарелку, на которой беспомощно распростёрся в луже крови омерзительно бледный и вспученный кусок мяса.
Последовавшая сцена украсила бы любой комедийный фильм. Доктор Акрингтон изрыгал площадную брань, Барбара билась в пароксизмах истерического хохота, миссис Клэр растерянно бормотала утешительные слова, Саймон прыгал, ржал, приседал и шлёпал себя по ляжкам, а Хойя поочерёдно мотала головой, нервно хихикала и невнятно извинялась. Наконец, разразившись слезами, она схватила тарелку и, не чуя под собой ног, помчалась на кухню, а донёсшиеся оттуда грохот и звон битого стекла красноречиво поведали о том, какая судьба постигла злополучный бифштекс.
Полковник Клэр, все это время недоуменно поедавший зятя глазами, потихоньку взял письмо от доктора Форстера и погрузился в чтение. И продолжал читать, когда доктору Акрингтону подали холодный ростбиф.
— А кто такой этот Джеффри Гаунт? — осведомился полковник Клэр после продолжительного молчания.
— Папочка! Неужели ты не знаешь? Ты же видел его в «Джен Эйр», когда мы ходили в кино на прошлой неделе. Он невероятно знаменит. — Барбара приумолкла, чтобы перевести дух. — Именно таким я себе и представляла мистера Рочестера![4] — со страстью добавила она.
— Актёришка! — скривился её отец. — Только его нам тут недоставало.
— Во-во! — радостно поддержал Саймон. — И я так толкую.
— Боюсь, — сказала миссис Клэр, — что мистер Гаунт найдёт нас довольно скучной компанией. Может нам уж лучше сидеть и не высовываться, а, милая?
— Мамочка, ну как ты… — начала Барбара, но доктор Акрингтон, заговоривший с пугающим спокойствием, перебил её.
— Я ничуть не сомневаюсь, моя дражайшая Агнес, — произнёс он, — что Гаунт, привыкший вращаться в высших кругах, найдёт вашу компанию более чем скучной. Правда, в ответном письме Форстеру я предположил, что в Ваи-ата-тапу ему будет не так уж и плохо, поскольку недостаток комфорта с лихвой возместится добротой и вниманием окружающих. Должно быть, я ошибся. Почему-то мне втемяшилось в голову, что вы держите этот пансион на водах, чтобы сюда приезжали больные. Да, я ошибся. Вы предпочитаете держать у себя клиентуру иного рода: алкоголика-неплательщика и отпетого негодяя, по которому давно верёвка плачет.
Полковник Клэр удивлённо изогнул брови.
— Ты имеешь в виду Квестинга, Джеймс?
— Да.
— Зря ты так.
— Это ещё почему?
Полковник Клэр сложил вместе вилку с ножом и, внезапно побагровев, уставился на противоположную стену.
— Потому что, — проскрипел он, — я перед ним в долгу.
Последовало долгое молчание.
— Понимаю, — произнёс наконец доктор Акрингтон.
— Агнес и дети ничего об этом не знают, — добавил полковник. — Я ничего им не говорил. На мой взгляд, такие дела на суд семьи не выносят. Но ты, Джеймс, и вы, мои дети, так открыто не любите мистера Квестинга, что я… я не могу себе позволить… Словом, я умоляю вас: ради меня, будьте к нему снисходительнее.
— Ты не можешь себе позволить, — задумчиво повторил доктор Акрингтон. — Черт побери, что же ты натворил, дружище?
— Прошу тебя, Джеймс, не будем больше об этом.
С видом мученика полковник Клэр встал из-за стола и прошествовал к окну. Миссис Клэр попыталась было последовать за мужем, но он произнёс: «Нет, Агнес», и она остановилась как вкопанная.
— С другой стороны, — добавил полковник Клэр, — пожалуй можно было и принять здесь этих людей. Я… Я посоветуюсь на этот счёт с Квестингом. А сейчас — оставим эту тему.
Он вышел на веранду и, вышагивая деревянной поступью, скрылся из вида.
— Что за чертовщина у вас тут творится? — не выдержал доктор Акрингтон.
— О, Джеймс, не надо, прошу тебя! — воскликнула миссис Клэр и залилась слезами.
IV
Хойя плюхнула на стойку последнюю тарелку, спустила воду из раковины и покинула кухню, оставив там относительный порядок. Хойя жила со своей семьёй в поселении маори по другую сторону горы и, благо Клэры отпустили её на остаток дня, решила сходить туда и переодеться в праздничный наряд. Обогнув дом, она пересекла пемзовую террасу, прошла по тропинке, огибающей горячее озеро и, миновав подножие горы Ваи-ата-тапу, зашагала через долину термальных источников. Свинцовое небо угрожающе набухло, воздух был удушающе неподвижен. Хойя, казалось, не шла, а скользила. Естественно и непринуждённо. Она словно была составной частью этого первобытного ландшафта. Белые люди ходили по этой земле, а маори были её сущностью. Такой же как окружающие деревья, озера и горы.
Вскоре тропа привела Хойю к высоким зарослям мануки. Внезапно из-под сени деревьев навстречу Хойе вышел молодой человек. Эру Саул, полукровка. Из уголка его губ свешивался окурок.
— Ху! — сказала Хойя. — Тебе-то чего здесь нужно?
— У тебя ведь выходной, да? Пойдём погуляем.
— Некогда, — отрезала Хойя. И двинулась вперёд, но Эру удержал её, схватив за руку.