Еловые ветви раздвинулись. Просто раздвинулись и всё. Нечто невидимое стояло прямо перед ними.
— Господи… господи… господи… — шептала мать.
— Главное, без паники, — бормотал отец, но глаза его расширились, округлились.
Миша стоял, и чувствовал нестерпимый, могильный холод. И при этом было очень душно, и капли пота скатывались по его лицу. И тогда Миша закричал:
— Бежим!
И они побежали. Бежали, не разбирая дороги, пригибаясь под ветвями, перескакивая через корни. Впереди бежали родители, за ними — Миша и Таня. Но в какое-то мгновенье между ними появился ствол дерева. Тут Таня споткнулась, Миша попытался её удержать, но и сам упал.
Когда они поднялись, родителей поблизости не было. Покрытые уродливыми наростами деревья стояли так плотно, что видимость ограничивалась десятью, а самое большее — пятнадцатью шагами. По-прежнему было сумрачно…
Они замерли, попытались не дышать: хотели услышать своих родителей, но услышали только быстрые удары своих сердец.
— Неужели мы здесь одни останемся… нет — быть того не может… — прошептал Миша.
И вот они закричали хором:
— Папа! Мама!
Родители им не ответили, зато поблизости долгим и пронзительным скрипом дало о себе знать дерево… а может и не дерево…
Они хотели ещё раз позвать своих родителей, но так и не решились. А больше всего им хотелось стать невидимыми и ускользнуть из этого проклятого леса.
Так они и стояли, взявшись за руки, и ждали. Напряжение было невыносимым. Но и пошевелиться они не решались: им казалось, что, стоит им один шаг сделать, и невидимое наброситься на них. Им страшно было закрыть глаза, но и просто смотреть на это мрачнейшее сцепление ветвей, которое их окружало, тоже было неимоверно страшно…
И когда одна из ветвей ни с того ни сего вздрогнула, Таня вскрикнула, и из всех сил сжала Мишину руку. Новые и новые капли пота скатывались по лицу мальчика, а он даже и не замечал этого. Не замечал он и того, что губы его трясутся, и он шепчет: «Нет, нет… пожалуйста… не надо…»
А потом та самая ветвь, которая вздрогнула, издала резкий, щёлкающий звук и рухнула на землю. Брат и сестра попятились…
И тут уже многие ветви зашевелились, затрещали. Из уродливых древесных стволов слышался грубый, басистый скрежет. И слышались в этом скрежете мрачнейшие, нечеловеческие голоса. Некая изодранная чёрная тень метнулась над головами ребят, и издала пронзительный вопль.
И вот тогда они развернулись и бросились бежать. Древесные стволы без умолку скрежетали, и вновь и вновь повторяли на своём древнем языке заклятье…
А потом брат и сестра выбежали к исполинскому дереву с чёрным стволом. Из коры выступали искажённые страданием лики. Но даже невозможно было понять, чьи это лики: людей, животных или демонов. Из глубин ствола вздымался беспрерывный, чудовищный стон. А ещё в стволе были трещины, и из трещин этих медленно вытекали густые, чёрные капли. И по запаху Миша и Таня поняли, что — это кровь. Весь ствол был вымазан кровью.
Когда ребята оказались вблизи от дерева, трещины в стволе расширились, и кровь стала вытекать быстрее. И стон усилился…
А потом дерево зашевелилось, и попыталось ухватить Мишу и Таню своими уродливыми, кряжистыми ветвями. Только чудом удалось им спастись…
И вновь они бежали: пригибались под стонущими ветвями, перепрыгивали через дрожащие корни.
А потом измождённая, тяжело дышащая Таня шепнула:
— Братец мой, куда же мы бежим? Ты посмотри: лес становится всё более густым!
— Но…
— Ты только посмотри, какие тёмные и страшные деревья нас окружают. Какая-то сила заманивает нас всё дальше и дальше. Где наши родители?.. Миша, Миша, где же они сейчас?!..
— Таня, смотри… господи, Таня! — Мишин голос дрожал, и едва не срывался на крик.
А дело в том, что из-за ствола начала выплывать призрачная фигура. Тусклое, матовое свечение исходило от неё. Полупрозрачной была эта фигура. А лик… лучше бы они бы никогда не видели этого лика. Выпученные белые глазищи, и истлевшие, но в тоже время искажённые дикой ненавистью черты. Призрак зашипел, и вытянул к ребятам свою когтистую длань. Миша почувствовал, как защемило его сердце.
— Бежим! — крикнула Таня.
И вновь они побежали…
Бежали, и слышали шипенье. А иногда нечто ледяное било их в спины, и было так больно, как от ударов плетью. Они не понимали, куда они бегут, но они просто хотели вырваться на какое-нибудь место, где было бы ни так мрачно.
Близилась ночь…
Иногда, когда становилось совсем невмоготу, когда сердца разрывались от усталости, а пот застилал глаза, они останавливались. Дышали тяжело и смотрели друг на друга, потому что слишком страшно было смотреть по сторонам. Но такие передышки были совсем недолгими: через некоторое время слышался какой-нибудь стон или скрежет, и они вновь вынуждены были бежать.
Так продолжалось очень-очень долго. Им казалось, что они удалились от дороги уже на десятки километров. И им казалось, что они уже никогда не увидят живых людей…
Неожиданно деревья расступились, и ребята оказались у начала древней тропы. Причём тропа была выложена каменными плитами. Но от древности плиты растрескались. Тропа взбиралась вверх, на широкий холм. Верхняя часть холма была отгорожена перекошенным, ржавым забором.
Ребята подняли головы, и впервые за всё время долгих метаний по лесу увидели небо. И, оказывается, небо уже темнело. Близилась ночь. Они глянули назад, в сторону леса. Меж стволами было уже совсем темно, оттуда доносились зловещие шорохи, поскрипывания, чудилось там какое-то движение.
И тогда Таня сказала:
— Мне совсем не нравится эта древняя каменная тропка, не нравится перекошенная, ржавая ограда. Я думаю, что за этой оградой нас ждёт что-то страшное. Но всё же давай поднимемся туда. Нельзя же оставаться здесь, у этого жуткого леса… Там, среди деревьев, к нам подкрадывается кто-то или что-то…
Тут одно из близстоящих деревьев издало целый ряд басистых звуков, в которых ощущалась нечеловеческая злоба. И тогда брат и сестра поспешили вверх.
И вот они уже возле ограды.
— Господи, это кладбище… — прошептала Таня.
Действительно: за оградой виднелось кладбище. Памятники были такими древними, что почти полностью вросли в землю. Иные статуи были расщеплёнными. Но во многих местах земля была взрытой, и ребята увидели пожелтевшие, изглоданные кости и черепа.
А дальше, в сером тумане можно было различить ещё один холм, в верхней части которого виднелся перекошенный, чёрный дом…
Ребята оглянулись. Теперь они стояли как раз на уровне древесных крон. И сколько хватало глаз, до самого горизонта не было ничего кроме деревьев. А солнце уже зашло, и только багровая, похожая на шрам полоса ещё нависала над лесом.
— Может быть, укроемся в этом доме? — прошептал Миша.
— Господи, как мне страшно. Мне никогда, никогда не было так страшно! — призналась Таня.
И вот они ступили на кладбище. Шли осторожно, опасались какого-нибудь подвоха, ловушки…
И на этом кладбище росли деревья. Но были они очень редкими, а перекошенные, перекрученные стволы говорили о вековечной муке. На ветвях не росли листья, зато ветви были усеяны шипами. А ещё на ветвях висели растрёпанные мешочки, из которых медленно стекало нечто издающее чрезвычайный смрад.
Брат и сестра старались подальше обогнуть одно из таких деревьев, всё оглядывались на эти жуткие мешочки, как вдруг Миша оступился. Нога его заскользила в свежевырытый прямоугольник могилы.
Могила была глубокой, а на дне её было нечто чёрное. Мальчик прикоснулся ногой к этому чёрному, и тут же с небывалой силой рванулся назад. Он буквально вылетел из могилы, и сбил с ног Таню, которая хотела помочь ему выбраться. Даже сквозь подошву ботинка Миша почувствовал смертельный холод, который источало то чёрное, что лежало в могиле.
— Что там? — дрожащим голосом спросила Таня.