– Теперь ясно, куда делась ватага, посланная два года назад. Жаль, что они погибли: там были лучшие следопыты и воины.
– Там не было леснаков.
– У меня тоже только один леснак.
– Все равно я не понимаю, как ты собираешься пленить молодого вухурского воина, да еще чистого сердцем. Такие в плен не сдаются.
– Мне не нужен воин, мне нужно только сердце, а в какой груди оно бьется, не так важно. Сойдет и детеныш, лишь бы он понимал, что происходит. Я не буду посылать их в битву, их надо всего лишь принести в жертву, а в этом случае куда проще иметь дело вовсе с юнцами. Воин может сопротивляться, а среди сопляков некоторые сами согласны погибнуть на алтаре.
– Интересно – кто?
– Прежде всего рыбоед. Этот считает, что лучше сразу умереть, чем жить в плену. А еще – ты не поверишь! – девушка. Не так просто было ее найти – лучшую из женщин. Но я нашел. Видел бы ты, как она хороша! Будь мне хотя бы лет на пятнадцать поменьше, я бы не упустил такую красотку.
– Ты случайно не забыл о монашеском служении?
– Оставь. Покаяние придумано специально на этот случай. Но я сейчас говорю о другом. Девица считает, что должна погибнуть ради спасения всего народа. Она с восторгом представляет жертвенный алтарь, усыпанный цветами, и прочую вполне бесполезную красоту. Если у меня найдется время, я постараюсь сделать для нее эту малость. На самом деле все будет куда проще. Палач, а вовсе не жрец вспорет грудь всем пятерым и вырвет сердце. Мне придется постараться, чтобы никто не умер прежде времени. Жертвы должны быть живы и в сознании. Им надо все видеть и понимать. Они увидят, как великий князь пожрет трепещущие сердца. После этого светлейший исполнится силы. Ему не придется даже сражаться с напастью, она сама скукожится и исчезнет. Ты давненько не видал нашего государя. Тридцать лет назад то был удалой красавец, заправский сердцеед… разумеется, в переносном смысле. Сегодня он превратился в скорченного сморчка, который еле таскает ноги. Но именно сейчас он станет сердцеедом в самом прямом значении этого слова. Не правда ли, забавно?
– Не понимаю, зачем ты рассказываешь мне эти гадости, – сморщился Мантир.
– Видишь ли, я не знаю, что тебе известно, а что нет. Неопределенность – самое отвратительное состояние, она всегда чревата неожиданностями. Зато теперь я знаю все, ты знаешь все, и князь тоже знает все.
– В народе говорят: что знают трое, знает и свинья.
– Зачем же сразу – свинья. Животное, умеющее только хрюкать и валяться в грязи. Куда лучше было бы сказать: птичка. Например, вот такая…
Отец Агор вскинул руку, с желтого ногтя сорвалась искра, и сойка, сидевшая неподалеку на ветке, не успев вскрикнуть, упала на землю комком смятых перьев.
– Вот так, – довольно произнес отец Агор. – Теперь кое-что знает и тот, кто послал сюда своего соглядатая.
– Неужели в живых остался еще кто-то из колдунов?
– Что ты… Обычный человек. Просто он слишком долго живет в чащобе подобно отшельнику, а такое ни для кого не проходит даром. В результате он соприкоснулся с природной магией – вернее, природная магия соприкоснулась с ним. Но он возомнил о себе много и полагает себя хозяином леса.
– Зачем ему знать твои гадкие тайны?
– Я думал, ты догадаешься сам. Я же говорил: чтобы изничтожить напасть, нужно пять чистых сердец. У меня есть юный леснак, точнее лесначка, есть рыбоед, а со дня на день появится вухур. Есть даже лучшая из женщин. Но у меня нет чистого сердцем мужчины! Это та малость, которой соглядатай не должен знать. Выбор слишком велик. Мне не нужен случайный обормот, вообразивший себя героем. В жертву годится только самый лучший из мужчин. Так вот, ежели недоделанный отшельник теперь, когда ему стало кое-что известно, бросит свой скит и отправится спасать своих, предназначенных в жертву, товарищей по несчастью – значит, он и есть лучший из мужчин. Я не намерен ему мешать, он явится в мои руки сам. И нечего морщиться. Ты можешь сказать, что я негодяй, палач и убийца; что истинный людоед – я, а не выживший из ума князь. В чем-то ты будешь прав. Но противу твоей правды скажу так: убив пятерых невинных, я спасу многие сотни людей, спасу город, спасу государство! Подумай, что важней, а потом можешь проклинать меня.