Он поежился, как бы в недоумении от того, что сам же сейчас произнес, но упрямо поставил точку: оторвал глаза от своей виртуальной шпаргалки и посмотрел мне в глаза. Я испугалась еще больше: у него были панические глаза тонущего.
– А меня они откуда знают? – осипшим голосом осведомилась я. Мне было очень холодно.
– Не то что бы знают, просто никто больше не подходит под описание требуемого порученца. Это должна быть “молодая воительница с волосами цвета пламени и глазами цвета травы”. У меня больше таких нет, да и вообще молодых воительниц дефицит. Так что – точно ты, больше некому. А на дело ты должна отправляться, “храня руки чистыми, сердце горячим, а голову холодной”. Иначе тебя ждут “тени городских кошмаров”. Они захотят тебя “своим маревом спеленать и на дне своем упокоить”. Ну, это наши обычные требования, ты им всегда соответствуешь, так что я за тебя не беспокоюсь, – бодро закончил он.
Ой, хитришь, “шеф”, подумала я. И насчет совпадения кто бы говорил. Особенно насчет чистых рук. Тебе ли не знать… И что не беспокоишься, тоже уж лучше бы молчал бы. Глаза-то опять в бумажку свою пустую уткнул.
– Короче, вот тебе адрес, – неожиданно БГ перевернул бумажку и подал ее мне. Я чуть не уронила ее. – Это в конце Покорского тракта, ну, проспекта Зодчих, новые кварталы. Езжай, посмотри там, что к чему, на рожон не лезь, привези информацию… Или нет, не надо.
Я от робкой надежды аж дышать перестала. Раздумал меня посылать, что ли?!
– Лучше тебе не появляться тут больше, это слишком опасно, – безжалостно продолжал он. – Пусть даже там все пройдет нормально, ты сюда не возвращайся, а позвони по номеру: дата твоего настоящего дня рождения задом наперед. Скажешь: “папа поправился”, если подозрения подтвердились. Если операция чистая, скажешь “отец чертыхается”. Если разобраться не удалось, скажешь “родитель наш упрямится”. Поняла?
Я молча кивнула. Не была уверена, что голос меня послушается. Меня опять трясло. Голова была пустая, и в ней свистел осенний ветер.
– Вне зависимости от результата, вот твой гонорар, – тут он полез в карман и выложил на стол пять пачек стобаксовых бумажек.
Я машинально пересчитала одну пачку. Сто бумажек. Могла и не считать: она была стандартная, в банковской упаковке. Значит, тут пятьдесят тысяч. Столько мне и от “новых русских” очень нечасто перепадало, а уж о заданиях БГ и говорить нечего.
Это было уже третье отличие от обычных его заданий. Сначала необычно много информации. И, как я чувствовала, очень вредной для жизни информации. Как говорится, много будешь знать, скоро состаришься. А надо бы наоборот: много будешь знать, не успеешь состариться. Потом полная неконкретность задания. Пускай пойти надо туда – знаю куда, зато в нем имелось типичное принеси то – не знаю что. И теперь эта огромная сумма, как будто только на подержать ненадолго. Минздрав в моей душе предупреждал меня со страшной силой – прямо-таки в пожарный колокол колотил. Но я, как загипнотизированная, механически убрала деньги в сумочку и пошла натягивать мокрые носки и кроссовки. Они неожиданно оказались сухими и даже теплыми, как будто я провела здесь много часов. Меня опять стало трясти, как будто они были полны ледяной болотной жижи. Но трясти как-то так, что снаружи ничего не было заметно.
Когда я уже практически стояла в дверях, бывший шеф увеличил число отличий от обычных заданий с трех до четырех. Он обнял меня и поцеловал. В губы.
Может быть, я и мечтала об этом время от времени, но теперь не могла ему ответить. Все силы уходили на то, чтобы он не заметил моей дрожи. Меня пронзило ощущение, что мы больше с ним никогда не увидимся. И что он чувствует то же самое. Но я упрямо сопротивлялась депрессии. По крайней мере, внешне. Внутренне она давно мной овладела. Однако я бодро поскакала вниз по лестнице. Надеюсь, моя спина имела выражение презрения к року и неповиновения судьбе.
Глава 2. Ну кто так строит?!
Теперь, после ада гаражей, у меня нет и тени той, хотя бы внешней уверенности в своих силах, с которой я приступала к заданию. Да и без гаражей, о которых я пока вспоминать не в состоянии, ибо вырвалась из них чудом… И даже притом, что чудом, еще и чудовищно дорогой ценой… И без гаражей здешние дворы могут дать сто очков вперед любому лабиринту. А также лесному болоту, где заблудился несчастный Сусанин со своими поляками. Там было, наверное, темно и холодно. У меня же светит солнце, отражаемое слепыми стеклами огромных домов вокруг, а мне все равно кажется, что я в сыром склепе, в смертельном лабиринте под египетской пирамидой, и вот-вот появятся отвратительные ожившие мумии. День кончается, день кончается, настойчиво крутится в голове, а я все там же, и готова лечь и сдохнуть от такой жизни… Я-то думала, что отлично тренирована, а чувствую себя так, как будто не день брожу по этим дворам, а всю свою жизнь. Две своих жизни. Четыре жизни. Восемь.