— Мне плевать, что ты ему сказал. Мне плевать, как сильно ты опустился в своем желании растоптать меня…
Эритар остановил ее, поворачивая двумя руками к себе.
— Я сказал ему, что ты выбрала меня, потому что я спас тебе жизнь.
Беатрис собиралась закричать в ответ что-то обидное, но вдруг поняла. Она остановилась и по-другому посмотрела на человека, которого все эти дни ненавидела всей душой.
— Ты солгал тогда или сейчас? — спросила она.
Мужчина положил ей руку на талию и повел по коридору.
— Тебя никто не будет унижать, кроме меня. Никто не посмотрит на тебя свысока, кроме меня. Никто не сделает тебе больно, кроме меня, — пообещал он. — Но меня тебе будет достаточно.
Беатрис почувствовала, как сердце уходит в пятки. Эритар пугал ее и одновременно завораживал.
— За то, что вы поговорите, ты будешь наказана. Также ты будешь наказана за неподчинение и нападение. Поняла? Можно все отменить, если ты на пороге скажешь Антари, что любишь меня и не желаешь с ним иметь дел.
Беатрис подернулась к нему и твердо ответила:
— До смерти не замучаешь? А замучаешь — тебе же хуже. Мы оба знаем, что такое любовь, оба знаем, что такое власть. И оба знаем, что есть шрамы, которым не зарасти. Люди — не прощают, даже если забывают. Вряд ли ты захочешь сделать со мной что-то, после чего я тебя возненавижу до конца дней. Жить бок о бок с сильным и умным врагом мучительно, разве нет? Я поговорю с Антари, как считаю нужным сама. А дальше, я в твоих руках. Делай, что хочешь.
Эритар прижал ее к себе, хватая за идеально уложенные локоны и сминая их. Стон боли и страха прервал поцелуй, в яростном танце сошлись губы. Мужчина целовал ее, вкладывая в это свою злость, желание и любовь. Он придавил взвизгнувшую девушку к стене, раздвинул коленом ноги и вдруг вспомнил, что не дождется сопротивления. Тогда с садистским удовольствием он понял, как может сделать разговор бывших возлюбленных невыносимым. Улыбка, растянувшая его губы заставила Беатрис сжаться сильнее, чем злость в его глазах.
— Я буду желать тебя все это время. И ты тоже будешь. Как это несправедливо по отношению к Антари! Говорить будешь с ним, а твои мысли будут в моей постели.
— Прошу тебя не делать так, — умоляюще прошептала Беатрис.
Он лишь поднял бровь и улыбнулся. Девушка против воли подумала, что он безумно красив. Речь не шла о какой-то эталонной мужской красоте, лишь о том, что нравилось лично ей, что снилось почти каждую ночь. Внешность Эритара всегда казалась приманкой для ее души. Антари объективно был красивее, но сравнивая их в своем сердце, первенство она отдавала Эритару.
Вдруг Беатрис хихикнула. Она с ужасом представила, как скажет вслух, то, что ей пришло в голову. Как она откроет рот и выскажет ТАКОЕ человеку, во власти которого ее жизнь, воля и магия. Он обещал наказать и накажет, но девушка собиралась усугубить жестокость этого наказания. И иначе поступить уже не могла, потому что слова сами рвались из ее рта:
— А как именно ты сделаешь так, чтобы все время моего разговора с Антари, желал меня? Будешь смотреть книгу с неприличными иллюстрациями и ласкать себя за портьерой? Обещаю, что каждый раз, когда волна желания накроет меня, я буду представлять себе именно это. Твое сосредоточенное лицо, руку на твоем…
— Заткнись, — Эритар вдруг страшно пожалел о решении убрать подавление воли. Хотелось свернуть бестии шею прямо здесь, а тело швырнуть сопернику с повелением убираться вон.
Беатрис не испугалась. В некоторые моменты ее инстинкт самосохранения отказывал, так было и сейчас. Она расхохоталась, почти обмякая в его руках.
— Боги, ты бы выглядел как идиот! Эта картинка, порожденная моей больной фантазией, никогда не покинет голову!
— Ты будешь жестоко наказана за свою дурь! Бешеная ты психопатка!
— Два жестоких наказания подряд! Наказывалка не отвалится? Это не я завела бывшего в качестве раба, мой дорогой. Страшно надеюсь довести тебя до того, что ты меня убьешь на месте. Мечтаю об этом, потому что тогда я больше не буду видеть твою глупую рожу и слушать эти идиотские угрозы!
Она съежилась, ожидая удара. Это было неминуемо в таких обстоятельствах. Столько оскорблений было не снести никому, тем более этому белокурому гаду. Его глаза просто пылали злобой. Сейчас он выйдет из себя и…
— Я уважаю тебя за смелость, — вдруг сказал он. — Не представляю, что смог бы вести себя так на твоем месте. Успокойся, Беатрис. Тебе надо взять себя в руки. Мне жаль, что ты так ненавидишь меня, но приятно, что остаешься собой даже сейчас. Потому что… Да идем уже! Что встала? Ты же хочешь видеть возлюбленного?!