– Я хочу спать, – простонала Элспет. – У меня ноет каждая косточка. Ноги болят. Болит спина, болит шея, болит…
– Все, все, хватит, малышка, я понял, – хмыкнул Дункан. Он проспал несколько часов, а сейчас поднялся, чтобы закрыть ставни. С вечера они забыли об окне, и сырой осенний ветер выстудил комнату.
Бросив быстрый взгляд на горизонт в предрассветной дымке, Дункан захлопнул ставни и поскорее вернулся к теплому ложу, манившему пухом матраца и подушек. Элспет проснулась, когда он нырнул под меховое покрывало.
– Иди ко мне, – шепнул он, – я тебя быстро вылечу.
Она неуклюже перевернулась, шумно выдохнула, уронив руку на грудь Дункану.
– Ничего у тебя не получится. Никто не сможет меня вылечить, – жалобно сказала Элспет. – У меня все болит, от макушки до пяток. За эти два дня я прожила целую жизнь. Я чувствую себя дряхлой старухой. Дай мне поспать.
Дункан принялся осторожно разминать ее спину, плечи.
– А по мне так тебе еще далеко до дряхлой старухи, – приговаривал он. – Ты молода и полна сил. И очень, очень умна, малышка. Иначе так и осталась бы там, на утесе, посреди озера.
– О-о-о… Лучше об этом не вспоминать. – Элспет с наслаждением вытянулась под его теплыми руками. – Здорово пришлось поплавать.
Сколько лет твоей бабушке? – неожиданно спросила она.
– Понятия не имею. Лет сто. – Услышав ее сдавленный возглас, Дункан рассмеялся. – Ну, может, и не сто. Семьдесят. Восемьдесят… Очень много.
– А выглядит она хорошо. Такая милая. Крохотная, вся серебристая, прямо фея, добрая и мудрая.
– Точно. – Ладони Дункана скользнули вдоль спины, очертили изящную талию, прошлись по шелковистой коже бедер. – Кстати, бабушка сказала, что даже не надеется увидеть нас до вечера. Так что можешь спать сколько хочешь.
– Будем спать целый день, а? – со смешком отозвалась Элспет.
– Это вряд ли. Но из постели я тебя не выпущу, и не надейся, – пообещал он. Миг спустя Элспет уже лежала на спине. Его губы нашли в темноте и накрыли ее рот.
– Дункан… – Она отвернула лицо. – Ты что, поссорился с Иннис перед отъездом из Далси?
– Опять? Я думал, мы с этим покончили. – Он укоризненно покачал головой.
– Я хочу знать все – почему ты уехал, почему так долго не возвращался.
– Нас было пятеро братьев, – с покорным вздохом начал Дункан. – Пять Братьев из Кинтейла. Юные Фрейзеры напоминают мне моих погибших братьев. Я был самым младшим. Трудно поверить, что их больше нет… – Он откинулся на подушки. – После той страшной ночи нас осталось трое. Чистое наказание, а не ребята, говорила бабушка. Необузданные, неистовые. Смерть мужа и старших сыновей подкосила маму, и она ничего не могла с нами поделать. Но бабушка – она всегда была волевой и упрямой – все твердила, что наши набеги до добра не доведут…
Элспет пристроила головку ему на плечо, прижалась всем телом.
– Я был тогда совсем мальчишкой, – благодарно обняв жену, продолжал Дункан. – Ты знаешь, что здесь в чести благородство и отвага. Но, к сожалению, мы с братьями не знали меры… Ненависть толкала нас на безумные поступки. Мы были не правы, но понял я это только через много лет.
– Ваши набеги вошли в легенду. Так мне сказал Рори. Мать пугала его и братьев «бешеными Макреями».
Дункан невесело усмехнулся:
– Да уж, скота мы у Макдональдов увели немало. И прятали так, что никто из них не смог вернуть ни одного вола, ни одну овцу. Но убивали только тех, кто нападал на нас. Сами мы никогда не нападали на спящих, не трогали женщин и детей. Отца и братьев убили мужчины. Вот им мы и мстили. Все это длилось много месяцев; день и ночь в седле, с оружием в руках… Во время одного из набегов погиб еще один брат. Иннис потребовала прекратить войну с Макдональдами, я встал на дыбы. Тогда вождь Макреев и клана Маккензи – это наши соседи и друзья – приказали нам остановиться. Я не мог пойти против такого приказа, но и остаться в Далси не захотел. Уехал. Без благословения бабушки, не сказав ни слова на прощание…
К тому времени горе уже унесло маму в могилу… Я отправился сообщить о ее смерти родне. Мама была из Керров, приграничного клана. Замуж за лэрда Далси ее выдали по приказу Тайного совета короля Джеймса. Родня матери приняла меня, оставила жить у себя в доме. Керры, если ты помнишь, держали в страхе всю границу своими набегами, так что моя жизнь не слишком изменилась. – Дункан поморщился. Боль в раненой руке не стихала. – За время жизни на границе я видел столько крови, пожарищ, горя, что хватило бы на несколько жизней.
Ладонь Элспет прошлась по колючей щетине на его подбородке, тонкие пальчики наткнулись на сережку в мочке уха.
– А это откуда?
– Мне как-то пришла в голову мысль стать морским разбойником, пиратом. Я уговорил двоюродных братьев, мы осушили несколько кувшинов вина и ввалились в одну таверну, где какая-то старуха за пару серебряных монет проколола всем нам уши. Наутро мы протрезвели и передумали отправляться в море. Уж слишком привыкли к набегам на суше. Ну а сережки остались. Ты знаешь, зачем моряку золотая серьга? На тот случай, если он утонет, и его тело выбросит на берег. Сняв сережку, кто-нибудь похоронит его по-божески, в хорошем гробу.
Элспет улыбнулась:
– Горец, разбойник на суше, мечтавший стать пиратом… Как же это вышло, что ты превратился в законника, сменил шотландскую накидку на плащ цвета смерти, а шотландскую кровь – на рыбью кровь горожан?
Он сверкнул на жену гневным взглядом, но все же ответил:
– Отец всегда говорил, что горцам, если они хотят выбраться из нищеты и бесконечных войн с соседями, нужно учиться. Он выбрал для меня карьеру адвоката и даже частично оплатил учебу в университете Сент-Эндрю, когда мне еще не было и десяти. Набеги с Керрами заставили меня задуматься… Я понял, что ничего хорошего из такой жизни не выйдет и что я только порочу память отца и братьев. В общем, я распрощался с семейством Керр и поступил в Сент-Эндрю. Учился и подрабатывал у известных королевских адвокатов – и у Уильяма Мейтленда, члена Тайного совета, в том числе. Он всегда относился ко мне дружески, несмотря на свое высокое положение.
– Вон оно что, – задумчиво протянула Элспет. – А мы-то с братьями удивлялись, где это королевский адвокат выучился искусству набегов. – Легко прикоснувшись к груди мужа, она провела пальцем вдоль шрама. – Помнишь, как я испугалась в первый раз, когда дотронулась до шрама? Столько в тебе было гнева, ненависти, злости… – Элспет помолчала, поглаживая плотный рубец. – А теперь все страшные образы исчезли… остались лишь отзвуки боли.
– Да, наверное. Последние дни мне нелегко дались, но я, кажется, выплеснул из души ненависть. – Он вздохнул. – В Гленране я столкнулся со своим прошлым.
– Ты прекрасно понимал, что идешь против воли Тайного совета, – и все равно помог нам с набегом.
– Конечно, понимал, но этот набег был мне нужен не меньше, чем вам.
– Ночные набеги – это все-таки игра, – сказала Элспет. – Один клан крадет скот, другой старается вернуть своих животных или увести чужих. А Макдональды превратили эту игру в настоящий разбой. Вина лежит на них, а не на тебе или Фрейзерах.
– Когда Рори схватил тебя… и даже еще раньше, после охоты, когда он тебе угрожал… я был готов его убить.
– Но ведь не убил. И даже там, на берегу озера, ты его не тронул, хотя он лежал, безоружный, у твоих ног.
Дункан снова вздохнул:
– Я не хотел отнимать жизнь еще одного человека. На моей совести и без того слишком много смертей.
– Так говорит закон?
– В каком-то смысле – да.
– Горцы не очень-то чтут придуманные законы. Здесь, в горах, по-прежнему действуют древние неписаные законы родовой мести. А вражда – она ведь только разрушает, сеет смерть, отнимает близких, делает детей сиротами. Но вражду не остановить никакими королевскими указами. Кланы сами должны положить ей конец. – Элспет пожала плечами. – Правда, мне кажется, что этого еще долго ждать.
Дункан изумленно повел бровью:
– Такие речи – из уст амазонки Фрейзеров? Звучит угрожающе. Не забывай, что перед тобой – представитель Тайного совета нашей королевы.