Одетых же, как на парад, приведенных в порядок, подкрашенных, с лицами, не искаженными муками, а вовсе наоборот, спокойными, словно чуть сонными ликами, будто живьем возлежащих на цветах покойников Слава переносил с величайшим, в чем-то даже титаническим трудом и только включив на полную мощность всю свою недюжинную, закаленную жизнью и профессией волю.
В Лондоне, в музее мадам Тюссо, Слава отчасти понял причину своего неизбывного, не поддающегося никаким уговорам и приказам страха.
После блужданий между восковыми знаменитостями Слава вышел на улицу и вдруг, казалось бы, без всяких на то оснований, испытал это знакомое, постыдное чувство паники. В поисках его причины Слава ошарашенно оглянулся. Ничего особенного. Птички поют, травка зеленеет. На скамейке тихо-мирно сидит аккуратненькая английская старушка и почитывает газету. И как ни странно, но именно от этой безобидной старушенции и исходит такой непонятный ужас. Взяв себя в руки и приглядевшись внимательно, Кудряшов понял, что старушка тоже восковая.
Гостеприимно показывавший Славе Лондон полицейский, наблюдавший Славины метания, рассмеялся:
— Что, не по себе стало? Не пугайтесь, Вячеслав, не по себе становится всем — на это и рассчитан аттракцион. Вы никогда не задумывались над тем, что, помимо вербального общения и изъяснения жестами, между людьми существует также импульсный, можно его назвать биоэнергетическим, обмен информацией? Так вот, в данном случае человек посылает свой импульс, как бы обращаясь к старушке как к живому существу. А натыкается на стену: обратного, привычного ответа не следует. Отсюда… гм… такие неприятные ощущения. Некоторые даже в обморок падают. В истерику впадают. Реакции случаются самые различные. До смертельных случаев, правда, пока дело не доходило. Из-за отсутствия обратной связи люди недолюбливают и пресмыкающихся: холоднокровные на то и холоднокровные, что не излучают привычного тепла. Внутри музея мы внутренне подготовлены к тому, что фигуры из воска. И подсознательно общаемся с ними как с неодушевленными предметами. Да вы не бледнейте — это естественная человеческая реакция на непонятное, непривычное. Никакой мистики. Все научно обосновано.
И сейчас, в церкви, Слава, прежде чем посмотреть в сторону гроба, провел среди себя разъяснительную работу, но все же глянул не без опаски. Алевтина Коляда лежала среди цветов со спокойным, ласковым даже выражением лица. Когда Кудряшов имел несчастье лицезреть ее распростертой на газончике, выглядела она куда неблагополучнее и куда менее свежей и румяной.
«Как же все субъективно в этом мире, — с горечью подумал Слава. — В сущности, для кого так тщательно убирают и прихорашивают покойников? Они-то уже познали вечность, у них иные теперь заботы, им-то уже все равно, как выглядит их земная оболочка. Для живых прихорашивают. Чтобы живых убедить, что смерть не так уж безобразна и страшна. А может, зря? Может, если бы все знали-видели, как на самом-то деле выглядят тлен и пустота, если бы не обманывали себя, так наивно приукрашивая конец жизни, — бережнее бы люди относились друг к другу на этом свете?
Маленькая востроносенькая женщина с черными кружевами на голове подошла прощаться первой, долго смотрела в лицо Алевтины, словно искала, словно хотела уловить что-то в ее облике. Наклонилась, поцеловала в лоб. Казалось, сейчас заголосит-зарыдает, но рядом стоявшая Померанцева с неподобающей моменту суровостью отпихнула ее легонько, хоть и ощутимо. «Приходько Нина Ивановна, — отметил про себя Кудряшов, — соседка-соседушка. Молчит как рыба: ничего не знаю, не ведаю, приходила, убирала. Мое дело маленькое».
Катерина Померанцева постояла, застыв, минутку. Непроницаемая маска. Какое-то даже равнодушие читалось во всем ее облике. Ну да ведь актриса — неужто свои переживания не сумеет скрыть, на потеху публике выставит?
Леня Долгов засуетился, не зная, куда пристроить букет белых хризантем. Кто-то шепотом подсказал, и Долгов с ясно читающимся на лице облегчением покинул место прощания.
Какая-то растрепанная женщина, бормоча невнятное, пробилась ближе к гробу, но ее, по всей видимости, из небезосновательных опасений громких стенаний — уж больно взвинченная — быстро увели под руки две молоденькие девушки.
Вдруг в рядах присутствующих произошло легкое движение, люди запереглядывались, заперешептывались. Пятеро крепких парней широкой поступью быстро вошли под золоченые своды. Двое уверенно проследовали к алтарю, нагло встали спиной к иконостасу, скрестив на причинном месте руки, будто футболисты, выстроившиеся при штрафном ударе. Трое остались у входа, профессионально, поверх голов оглядывая помещение.