— А куда она вообще-то подевалась, Лариса? — спросила, возвращаясь. — Вроде не собиралась никуда…
— Ты же в курсе, Нин, мы в последнее время с Ларисой и не общаемся практически.
— Да? — недоверчиво переспросила Нина.
Сафьянов предпочел промолчать. «Господи, скорей бы все это кончилось, — подумал, — как же я умаялся! Когда все решится наконец, возьму под мышку первую попавшуюся барышню с круглой попкой и уеду на неделю в какое-нибудь славное местечко. Позабуду обо всем». Приятная перспектива помогла снова сосредоточиться.
— Завидую я тебе, Нинок, — начал Андрей осторожно, словно одними только пальчиками ноги касаясь чутко-тонкого льда, проверяя, можно ли всей ступней опереться, — все у тебя впереди, ты знаешь, чего хочешь. Строишь и строишь потихоньку свою жизнь, как тебе нужно, как ты себе ее представляешь. Молодец. Так и надо. И все у тебя будет в итоге.
— Господи, — всплеснула руками Нинка, — тебе ли говорить! Уж кто-кто…
Осеклась и испуганно вгляделась в глаза Андрея: не обиделся ли, не оскорбился ли? Но Сафьянов оставался грустно-лиричным, печальным, как лорд Байрон. Нинка тогда осмелела вконец:
— Я тебе так скажу, Андрюша, ты мне верь. Вон посмотри, каких я мальчишек вырастила. Никто не скажет, даже самые злые языки не скажут, что парни мои плохие. Значит, и я кое-что стою в жизни. И к моим советам прислушаться можно. И так я тебе скажу, Андрюшечка. Суетишься ты слишком, а много ли человеку нужно? Да совсем чуть-чуть и требуется. Только понять важно: что именно. Это сложно, да. Согласна, сложно. Но ты мечешься туда-сюда, туда-сюда. Остановись. Полегчает, ей-Богу полегчает. Ты же знаешь: я тебя люблю. Не любила бы — не говорила бы так.
— Запутался, — кивнул Сафьянов и спохватился тут же: — Очень все запутано вокруг, не знаешь, кому верить. Все тебя предать готовы ни за понюх табаку. Просто так, из азарта, из принципа.
Нинка очи долу опустила, потупилась, как если бы сама неловко соврала что-то. Она ведь и в самом деле искренне всех их любила, всех, кого друзьями считала, на все была готова ради них.
— Я, Нин, все понимаю, — снова начал осмотрительно Сафьянов, — но так тяжко бывает иногда. Особенно когда близкие люди уходят. Алевтинина смерть вообще меня из колеи выбила. До сих пор в себя прийти не могу. Все думаю, думаю, почему так случилось? Почему вообще все это произошло? Они, эти следователи, говорят: убийство. Кто мог это сделать? Не знаю, ума не приложу. Вот ведь и знал хорошо Алевтину, был вроде в курсе всего. Не знаю. Да что за черт! — снова завибрировал Сафьянов и в который раз прихлопнул пейджер.
Нинка вздохнула.
— Все рано или поздно выяснится, — сказала. — Что же делать, надо жить.
— Но ты представь себе, только представь, кто-то да сделал это. Кто-то не чужой скорее всего. Кто-то из наших.
— Я не верю в это, — Нинка была тверда голосом, — не верю. Ты же знаешь, Алевтина в последнее время с банком была связана. А там — деньги большие. А где нынче деньги большие — там смерть поселяется на постоянку. Все время рядом. Почему и говорю всем: не гонитесь вы за деньгами за этими. На хлеб с маслом хватает — и ладно. Но ты ж посмотри вокруг, все словно с цепи сорвались. Жрут и ртом и жопой, а все мало.
— И меня в прокуратуре все про банк спрашивали… Ты, значит, считаешь, что это из-за банка? — переспросил Андрей.
— Мне кажется, да. Никаких других причин не вижу. Ну а если из-за банка, сам понимаешь: ищут не ищут — не найдут никого. Однозначно.
— Алевтину жалко.
— Да, — апатично согласилась Нина.
— И тебе небось сейчас труднее будет. Все же Алевтина тебе помогала.
— Помогала, — эхом отозвалась Нинка, — она всем помогала. Теперь уж дело прошлое, и Оксане твоей тоже помогала. А толку-то? Как не любил ты ее, так и не любишь. Прости, конечно.
— Жизнь сложилась как сложилась, — увернулся Андрей. — У тебя следователи про Оксану ничего не спрашивали? — И постарался взглянуть на Нинку без особой заинтересованности.
— Спрашивали, конечно, — с готовностью подтвердила Нина. — А они вообще обо всех спрашивали. Да так, знаешь ли, вопросы ставят, что и не поймешь, чего хотят-то от тебя. Говорят, предположим: «Не замечали ли вы, Нина Ивановна, того, что Алевтина Коляда в последнее время кого-то опасалась?» Я им честно: «Нет, не замечала». Они тогда: «А у кого-нибудь были причины бояться Коляды?» «Ну, — говорю, — всякое могло быть. Все же она ведьма». А они мне тут же листок бумажки подвигают: напишите, дескать, кто да кто. Но ты же меня знаешь, Андрюша, на мне где сядешь — там и слезешь. Обратно бумажку двигаю: «Теоретически могло быть. А практически чужая душа — потемки».