- Поставь подпись, Тереза. Возвращайся в Энгерию, и ты никогда больше обо мне не услышишь.
- Или что? - глухо спросила я.
- Или я запру тебя в Лавуа до конца твоих дней.
- Мы в Вэлее, милорд. Помните?
- В Вэлее тоже есть свои прелести. Например, если женщина предпочитает уединение в графстве мужа, никто не станет ее осуждать. Или пытаться его нарушить.
Отчаянно хотелось вырваться. Взглянуть в эти жестокие глаза, рассказать все как есть - и пусть даже на краткий миг увидеть мелькнувшее в них удивление, которое сменится... сменится ли?.. Разочарованием в собственной неотразимости: не разглядел, не почувствовал, упустил. Но я промолчала: потому что Анри был мне нужен. Воротило меня сейчас знатно - больше от себя, чем от него. Экипаж слегка потряхивало на брусчатке, чем ближе к вокзалу, тем громче становилась за окном жизнь, моя же сосредоточилась в крохотной точке внутри, за которую я держалась. Я - Тереза Биго. Неважно, что я говорю и что делаю, это лишь игра. Что-то вроде роли на сцене, как у Луизы, которая потом забудется, как страшный сон.
- Подпись я поставлю хоть сейчас. - Когда все-таки заговорила, голос звучал холодно и жестко. Как должен. Каким он был всегда. - Но в Энгерию пока вернуться не могу.
Почувствовав, что Анри больше меня не удерживает, я отодвинулась и опустилась на сиденье. Точнее, свалилась как куль с мукой, без сил и малейшей возможности подняться, руки и ноги были просто ледяными, тогда как сама вся горела. Взгляд мужа, напротив, был холодным и жестким. Я чувствовала себя насекомым на стеклышке микроскопа: если бы Анри мог просветить во мне каждую косточку силой хэандаме, смертоносные лучи уже пронзали бы тело насквозь.
- И что же тебе мешает?
Я облизнула пересохшие губы и отвела взгляд. Всевидящий, помоги.
- Я не вернусь в Лигенбург. - Понизила голос, как если бы кто-то мог нас подслушать. - И уж тем более в Мортенхэйм. Винсент в два счета меня раскусит, а если он поймет, что я... иногда позволяю себе...
Не договорила. Даже щеки не загорелись, наоборот - кровь отхлынула от лица. И не только от лица, словно вся она собралась в области сердца, которое до сих пор не взорвалось лишь каким-то чудом. Меня колотило и раздирало изнутри от напряжения. От невозможности сбросить мерзкую маску, налипшую на лицо, вытряхнуть из себя горький пепел притворства. Пыталась думать о цели, но вместо этого в голове творился какой-то сумбур. Прав был Ивар, когда говорил, что мне придется выбрать - чувства или цель.
- Не желаешь сидеть в Мортенхэйме, будешь сидеть в Лавуа. Подальше от многочисленных соблазнов. Только учти, в моем доме расслабляться привычным образом не получится.
- Да как вы... - я осеклась: под наливающимся тяжестью золота взглядом стыла кровь. В детстве увидела, как сын конюха насаживает на деревянные шпажки живых стрекоз. Мальчишка свалился с балки на сеновале - доска под ним моими стараниями шустро истлела и проломилась. Он сломал ногу и больше таким не занимался, но сейчас меня не покидало ощущение, что такой стрекозой стала я. А шпажкой - взгляд Анри, который ощущала всей кожей. Обжигающий, как свежая зола.
- Я предлагал тебе поехать со мной. Я давал тебе развод. Я давал тебе время. Достаточно, чтобы сделать выбор.
- Мне нужно предупредить об отъезде! - вскинулась я.
- Кого? - теперь в его голосе звучала откровенная издевка. - Месье Раджека, который очень любит коньяк?
Приподнятые брови, жестокая насмешка вонзились в самое сердце. Ярость задрожала на кончиках пальцев глубинной тьмой, и я отвернулась к окну. Голова казалась тяжелой, как под зельем из корня таэлье - сильнейшим в мире обезболивающим, которое растекалось по венам медленно, но неотвратимо погружая в лекарственную апатию. Кажется, с Иваром попрощаться не выйдет и посоветоваться о том, что делать дальше тоже. Ладно, доберусь до Лавуа, что-нибудь придумаю. На самый крайний случай есть магическая пирамидка. Проблемы надо решать по мере их поступления, а изо всех, что в ближайшее время свалятся на голову, эта самая меньшая.
9
9
За спиной осталась небольшая станционная деревушка, узкие улочки и покатые черепичные крыши, пылающие охрой. Теперь дорога, по которой мы ехали, была заключена между полей, залитых осенним золотом, воздух был напоен терпким запахом винограда, свежестью и чем-то сладким, похожим на ваниль, но не настолько приторным, с легкой горчинкой. В Энгерии осень пахнет иначе: туманами, дождями, прелой листвой и яблоками, здесь же я чувствовала себя так, словно нырнула в странное, непонятное лето, которое вэлейцы называют осенью. Солнце припекало настолько, что я сняла шляпку и вручила ее Мэри, которая сидела рядом со мной, молчаливая и настороженная.