Ладно, будем импровизировать. Не впервой.
Старательно делая вид, что наслаждаюсь звенящей осенней прохладой, я одарила улыбкой кучера экипажа, в котором приехал Винсент, и помахала нашему конюху. После чего подхватила юбки и степенным шагом, как полагается леди, решившей подышать свежим воздухом и взбодриться, направилась вдоль дома к окнам кабинета Анри. Не так уж долго туда было идти, но мне казалось, что я тащусь как охромевшая черепаха, которую накрыли медным тазом.
Ага, вот и они!
К моему счастью, шторы были не задернуты: муж и брат замерли друг напротив друга. Фух, успела! Но судя по сведенным бровям Винсента и дергающему запястье браслету, разговор уже зашел слишком далеко. Вот только никогда не знаешь, насколько. Я и отвлеклась-то всего на минуту - посмотреть, за что можно зацепиться ногой, чтобы «споткнуться», и за что рукой - чтобы безопасно упасть. А когда подняла голову, брат повел ладонью, и по кабинету прокатился поток магии армалов. То, что это был полог безмолвия, поняла уже когда рванулась вперед, ударила кулаком по раме, а носок ботинка угодил в невесть откуда взявшуюся ямку.
От души приложившись головой о стену, а потом щекой о стекло, успела только увидеть широко распахнувшиеся глаза Анри, и медленно поползла вниз. Прямо по окошечку. Говорят же, никогда не пытайся обмануть жизнь... точнее, пытаться-то можно, но делать это лучше менее травмоопасными методами. Например, можно было сказать, что чем-нибудь отравилась. Хотя когда я говорила такое отцу, чтобы получить выходной от занятий магией, у меня в самом деле начинало крутить живот. А может, просто мне так везло?..
Эта и множество других странных мыслей посещали меня, пока я лежала, глядя в безоблачное осеннее небо, синее как ленточки в волосах Лави или платье, которое мне подарил Анри. Надо было подняться, но малейшая попытка заканчивалась молоточками в висках. Ленточки, кстати, летали перед глазами - странные, полупрозрачные, похожие на скрученные спиральки. Еще летали искорки-звездочки. До тех пор, пока не раздался топот, и их не затмили плавающие лица кучера и конюха, которые с какой-то радости наклонялись ко мне и почему-то кричали:
- Ма-ам! Ма-ам!
До меня как раз дошло, что это, должно быть, «мадам», когда кучер и конюх исчезли, а вместо них появились плавающие Анри и Винсент.
- Е-ре-а! - муж бережно подхватил меня на руки. - Ак ы, о лит?
Так мог звучать заикающийся арнейский, хотя предположительно, это было: «Тереза, как ты, что болит», - на чистом энгерийском, но уверенной быть не могу. Что-то у меня точно болело, но я никак не могла понять, что: затылок или макушка. Да и ногу, кажется, я все-таки подвернула. Ощущение полета и подпрыгивания, когда Анри поднимался по лестнице, добавило неприятных ощущений: теперь меня еще и затошнило. Попыталась ответить, получилось что-то вроде:
- Моя ноглова...
К счастью, свыше смилостивились над моим позором, и сознание отключилось.
Кто-то держал мою руку, поглаживая. Кто-то водил пальцами по лбу... бр-р-р, холодными, почему-то мокрыми, но сильными. Голова раскалывалась на множество мельчайших кусочков, собиралась воедино, а потом раскалывалась вновь. Зато моя импровизация сработала. Косо-криво, но ведь сработала же!
- Вы за женой даже в собственном доме уследить не можете. Что уж говорить о большем.
- Лучше следите за своими словами, де Мортен. Как вы только что выразились, в моем доме.
Или не очень?
Приоткрыв глаз, обнаружила мужа слева, сидящим на кровати. Брат наблюдался справа: суровый и мрачный, держал стакан с водой и чертил исцеляющие узоры армалов, глядя в район моей макушки. Анри тут же наклонился ко мне, с тревогой вглядываясь в лицо. Какое это счастье - видеть его на одном месте, а не постоянно кружащим надо мной, как июньский шмель.
- Как ты себя чувствуешь?
- Не очень... - я слабо улыбнулась.
Ну очень, очень слабо. Чтобы наверняка.
- Ничего. Сейчас полегчает, - холодно отозвался Винсент.
М-да. Об этом я как-то не подумала.
Боль и правда отступала - мягко, как океанская волна, унося за собой шум в ушах и тревогу из глаз Анри. Руки и ноги наливались теплом, да и в целом я себя чувствовала превосходно. Ну, если исключить взгляды двух самых дорогих мне мужчин - колючие, хлесткие, стоило им скреститься подобно лезвиям кардонийских стилетов.
- Я люблю вашу сестру, де Мортен.
- Так любите, что обрекаете ее на жизнь с оглядкой, сплетни и косые взгляды?
Брови Винсента сошлись, снова прочертив на переносице глубокую складку. Глаза Анри похолодели - насколько можно назвать холодным расплавленное золото. Но сейчас в него медленно вливали лед, оставляя застывать на ветру.