Я сжала кулаки, шагнула к нему.
– Попробуете это проделать – и я развею ваш дом по ветру.
Анри усмехнулся. Нехорошо так, недобро, с одним-единственным знанием: сила хэандаме в любую минуту может выжечь из меня магию и превратить в слабосильную девчонку, способную только истерично кидаться в супруга предметами обстановки. Жаль, что из-за особенности мужа на него не подействует ни одно зелье, а то я бы ему тоже вручила… сонный платочек.
– Зови Мэри, приводи себя в порядок и спускайся. Марисса представит тебе прислугу.
Не сказав больше ни слова, он вышел. Я выждала несколько минут и выглянула в коридор: никого. Ключа в замке не обнаружилось, поэтому я прикинула, не протащить ли через всю комнату мягкое кресло, чтобы подпереть дверь – как-никак, а меры предосторожности. Впрочем, от этой идеи быстро отказалась: вряд ли ко мне кто-нибудь в ближайшее время заглянет, разве что Мэри, но ее я сумею быстро спровадить.
Устроившись на кровати, скрестила ноги и достала пирамидку, провела пальцами по граням и подставила тонкой пластинке ладонь. Поколебалась, но вспомнила бледного как смерть Винсента, несущего умирающую Луизу из оранжереи. Лави, сжимающую зубы от головной боли, которой ее наградило ментальное вмешательство лорд-канцлера. Бескровное лицо отца и монотонный голос священника. Шахматную доску, безликое «Леди Тереза Биго», написанное красивым разборчивым почерком мужа, сухую биографию и разбор по косточкам меня и всех, кто мне дорог. Вздохнула, поднесла передатчик к губам и прошептала:
– Де Ларне мне поверил, но запер в Лавуа. Вряд ли в ближайшее время смогу выбраться куда-нибудь, не нарвавшись на серьезные неприятности. Раджека предупредить не успела. – Помолчала и добавила: – В опере Руале появился с Евгенией Венуа, графиней д’Ортен, кузиной его величества Альтари Второго. Пока что не удалось выяснить, обладает ли она родовой магией, какой и насколько сильной.
И лично мне уже не удастся, потому что я порвала ей нижнее белье, а заодно и свою силу раскрыла. Не полную, разумеется, но отголоски некромагии уловить было можно. Гм. Живо представился заголовок внутриведомственного издания: «Леди Тереза Биго – позор шпионской элиты», и мой портрет, выставленный на всеобщее обозрение в холле Королевской службы безопасности. Справедливо рассудив, что сообщать о таком не стоит, я прикинула, не произошло ли еще чего-нибудь интересного, но остальное решила благополучно опустить.
Пластинка нагрелась самую капельку, то ли от разгоряченной ладони, то ли так действовала магия преобразования. Я поспешила втолкнуть ее в передатчик, надела серьги и, дожидаясь ответа, рассматривала комнату. Меньше чем в Мортенхэйме, но просторная за счет теплых оттенков. Вместо прикроватных тумбочек – невысокие круглые столики, накрытые светлыми скатертями: нижняя – однотонная, кремовая, верхняя – сливочная, с цветочным узором. В тон им кушетка в ногах с кисточками, как на шнурах для портьеры, на комоде белоснежные вязаные салфетки, все такое светлое и воздушное, что скорее подошло бы девочке.
Верхушка пирамидки едва уловимо засияла, я подставила ладонь и услышала: «Ни на минуту не сомневался в вашем успехе, леди Тереза. Раджек выйдет на вас сам. Не торопите события, отдыхайте. Такие дела быстро не делаются».
«Тебе бы так отдохнуть», – от души пожелала я, запихнула пластинку назад и водрузила передатчик на тумбочку: не помешает почаще напоминать себе о том, зачем я здесь. И надо бы уже выкинуть этот засохший отросток прошлого. Я подошла со шкатулкой к окну, взяла лунник, замахнулась… Представила, как его уносит ветер, а тонкая ниточка тьмы оставляет пепельный след лишь на миг, чтобы развеять над прудом и ротондой, и осторожно положила обратно. Пора звать Мэри и знакомиться с новым домом. Точнее, с временным пристанищем, в котором я, похоже, обосновалась надолго.
11
Поместье было удивительно светлым даже изнутри. Много окон, много света, и теплые цвета в каждой комнате: их было достаточно, чтобы разместить пятьдесят гостей – ничтожно мало по сравнению с тем, сколько народу мог принять Мортенхэйм. Вчера за несколько часов я обошла все этажи, но не обнаружила ни одного портрета, только пейзажи – виды небольшого городка Ларне, морское побережье Лавуа, глухие деревушки Иньфая, каналы Лации, выжигающее солнце бескрайних пустынь Намийи. Сувениры с разных концов света: намийские ковры и пряности, посуда из лацианского стекла и роскошные маски, иньфайские болванчики и статуэтки удачи, бесценная фигурка из туанэйской сосны, люстра из загорского хрусталя – словно муж задался целью собрать под одной крышей весь мир. К слову о муже, он уехал вечером, даже не попрощавшись, чем несказанно облегчил мне жизнь, – подобраться в его присутствии к кабинету не представлялось возможным. Я и сейчас не была уверена, смогу ли спокойно рыться в бумагах Анри, но дело за меня никто не сделает. Так что бесполезные сомнения вовсе ни к чему.