– Откуда? Сейчас же зима.
– Это Риавара, иньфайский водный цветок. Цветет раз в пять лет, поэтому его лепестки пропитывают специальным травяным составом и хранят для особых случаев.
– Цветок первой ночи?
– Он самый.
Иньфайская брачная церемония происходит в воде, и там же и продолжается. В смысле, продолжается она в другой воде, но именно в окружении лепестков Риавара невеста теряет невинность и становится женой.
Платье по энгерийской моде, с пуговицами на груди, Анри расстегивал медленно. Когда его пальцы коснулись обнаженной кожи, по телу прошла дрожь. Такая же сладкая, как витающий в воздухе тонкий ненавязчивый аромат, напоминающее о лете. Голова закружилась, то ли от прикосновения к ложбинке между грудей, то ли от любимых глаз, в которых все ярче разгоралось золотое пламя. А может быть, это была просто игра тени и огней, которые заходились вокруг нас в древнем бессменном танце.
Я положила ладони на плечи мужа, повторила пальцами вырез рубашки и потянулась к пуговицам. Мы смотрели друг другу в глаза и молчали. С тихим шелестом платье сползло вниз, за ним последовала его рубашка. Словно подчиняясь негласной договоренности, мы избегали откровенных прикосновений и даже поцелуев. Губы горели, и все тело горело тоже – от невозможности почувствовать по-настоящему, насладиться бесстыдными ласками, вместе сойти с ума, раствориться друг в друге без остатка. Как если бы между нами стоял невидимый барьер, не позволяющий шагнуть за грань чего-то большего.
– Закрой глаза, – попросила я.
Анри подчинился сразу, и я последовала его примеру.
Было что-то странное, и до ужаса, до умопомрачения соблазнительное в том, чтобы заново узнавать его, не открывая глаз. Не видеть, только чувствовать. Повторять ладонями его бедра, стягивая брюки, и вздрагивать, когда сильные пальцы едва касаются спины, освобождая меня от корсета. Поднимать руки, позволяя освободить себя от нижней рубашки, почти касаться грудью его груди, напряженными сосками – желая шагнуть вперед и слиться с ним воедино. Чувствовать бедрами его наливающееся силой желание, и дышать через раз. С тихим звоном на пол падали шпильки, одна за другой. Волосы скользнули на плечи, а потом и на спину.
– Ты всегда будешь моей единственной. Маленькой. Сладкой. Девочкой. – Голос мужа был одуряюще низким. Бархатным. Если голосом можно ласкать – откровеннее, чем руками, лентами, языком – то именно это он сейчас и делал.
Задохнувшись от пробирающих до дрожи интонаций, широко распахнула глаза.
И утонула во взгляде цвета солнечного затмения.
Во взгляде откровенного и бесстыдного желания.
– Ты бессовестный…
– Извращенец?
– Обманщик. Давно ты открыл глаза?
– А это имеет значение?
– Это было нечестно!
– Было. Но я не могу на тебя насмотреться. Особенно когда ты дрожишь и кусаешь губы…
– Замолчи, – выдохнула хрипло.
– Когда выгибаешься подо мной…
Муж провел пальцами по моей груди, не касаясь соска.
– Или когда стонешь мое имя.
Я ненадолго пришла в себя, когда Анри подал мне руку и повел к ванной. Осторожно ступая между расставленных по полу свечей, чувствовала теплую плитку. Вода сомкнулась, обволакивая нас, к запаху курительных трав теперь примешивался легкий аромат лепестков Риавары. Мы оказались лицом к лицу, и сдерживаться больше не было никаких сил. Муж потянулся к моим рукам, и наши пальцы переплелись, за миг до того, как я приподнялась – позволяя прохладе пробежать по спине, а после опустилась на него. Закусив губу, скользя телом по телу, медленно стекала вниз, чтобы вместе с Анри прочувствовать каждый миг первого слияния.
Тело плавилось, несмотря на воду. Мы снова ненадолго замерли – лаская друг друга взглядами, а после я так же медленно приподнялась. Почти касаясь губами его губ, непростительно близко.
– Мне тоже нравится на тебя смотреть, – прошептала, не отнимая взгляда. – Когда ты еле сдерживаешься, чтобы не запустить пальцы мне в волосы, заставляя запрокинуть голову…
Снова подалась наверх – самую чуточку, отмечая, как напрягаются его плечи, и так же дразняще легко двинулась вниз, немного. В единении наших тел, в этой близости рождалось сладкое, влекущее наслаждение: немалых усилий стоило удержаться на этой грани. Только потемневший взгляд мужа и удержал – ненадолго, чтобы добавить:
– Или не подхватить под бедра, чтобы оказаться внутри еще глубже… насколько это возможно…
Повторяя свои слова, приподнялась еще, продолжая нашу сладкую пытку.
А после опустилась, перехватывая губами стон и вжимаясь ноющими от возбуждения сосками в его грудь. Анри прорычал нечто невразумительное, но так и не двинулся, позволяя мне задавать ритм. Наслаждение текло по венам, сплетая нас воедино, и мир раскачивался перед глазами. Четким было только лицо мужа, и капельки воды, блестящие на наших телах. И сбивающееся, сливающееся дыхание – тоже одно на двоих, и сладкая вспышка в самом низу живота, и еще несколько быстрых движений, рождающих пульсацию внутри, и сила сдавивших мои руки пальцев.