— Да, однако, — криво усмехнулся бывший пират. — Странное место — континент.
— Вы коренной торрессец?
— Я оттуда, где не принято называть страну, — осклабился мужчина. — Пошевеливайтесь, управиться надо поскорее!
Взгляд капитана вновь скользнул по команде и остановился на мужчине, что равнодушно, уверенно, словно у себя дома, а не на его корабле, спускался по уже спущенному трапу без груза. Одет он был не как моряк — и оков рабства тоже не чувствовалось на плечах. За годы путешествий пират был способен отличить многих людей, но в незнакомце — и что тот позабыл на его судне? — не мог определить ни богатого, но ленивого купца, ни сурового адмирала или генерала с суши, ни какого-нибудь простака.
Он был слишком статен, как на торговца, и в тот же миг слишком свеж для того, чтобы провести всю жизнь глаз к глазу со смертью, и странную, кошачью ловкость капитан видел даже с расстояния.
— Хэй, ты! — окликнул он мужчину. — Хм, — он повернулся к купцу. — Ваш ли? Однако, мы ж говорили, что живой товар нынче не котируется. Да и, — капитан не брезговал работорговлей, конечно, но для Торрессы и континента это было нехарактерно, — вряд ли для этих целей продают кого-то за тридцать. Логичнее было бы по моему кораблю прогуляться стайке юношей.
— Простите, конечно, но я не знаю этого мужчину, — пожал плечами купец. — Всё время был уверен в том, что это кто-то из ваших. Даже не знал, пират ли, или, может быть, и вправду живой товар.
— Поди сюда! — вновь окликнул незнакомца капитан. — Да что такое… Сгодится, конечно, странная порода — но мы не в Халлайнии, чтобы так открыто.
— Я ведь говорю, не мои это. Да и, — купец отступил на шаг, — сажать дарнийца на цепь опасно.
— Однако, в Империи я видел парочку в качестве слуг Его Величества. Не король же отдал своих подданных императору в рабы. Их Завоеватель, конечно, странный правитель, но торговлей людьми вряд ли мается. Иначе мы уж точно были бы знакомы, — пират расправил плечи. — Давно он с нами на корабле?
— С самой Элвьенты, — вместо купца отозвался незнакомец. — Всё ждал, когда меня спросят, чей я буду.
— А ты, небось, гордо ответишь, что свой собственный? — скривился пират.
— Какая банальность, — покачал головой мужчина. — Ну, кому-то же я на этом корабле принадлежу, раз никто не одёрнул меня за те несколько дней, что мы плыли, верно, капитан?
Его синие глаза смотрели с прищуром, раздражённым и в тот же момент преисполненным смехом.
— Для тебя было бы логичнее нестись со всех ног, когда я только-только тебя окликнул, а не подходить поближе, — пожал плечами пират. — Не понимаю, зачем лишний раз искушать судьбу. Лишь бы покрасоваться? Всё равно, равно или поздно, станешь чьим-то слугой или рабом.
— Все мы слуги и рабы. Только у одних есть выбор, кому служить, а вторые вынуждены поддаваться по умолчанию. Естественный отбор, — усмехнулся незнакомец. — Но сколько не сажай дикого кота на цепь и сколько не надевай намордник, у него всё равно ещё будут когти, верно?
— Против всей моей команды? — расхохотался пират.
— А знаешь, что такое вся моя команда? — мужчина с любопытством склонил голову. — Пусть даже они там, по ту сторону моря.
— Думаю, в Халлайнии тебе быстро подрежут язык, — капитан недовольно нахмурился, раздражаясь от явственной наглости мужчины. — И, может быть, что-то другое тоже.
— А я думаю, у императора Халлайнии память получше, чем у жалкого пирата, — передёрнул плечами тот. — Но, боюсь, у меня есть дела во дворце.
— Я тебя ещё не отпустил.
— Дорогуша, — мужчина скривился, — есть рабы статусом выше твоего.
— И кто ж ты?
Синие глаза взблеснули, и незнакомец тряхнул головой, сдувая падающую на глаза прядь со лба.
— Да здравствует наместник Первого на земле, чью б территорию не освятило его присутствие, — фыркнул он, отступая на шаг. Капитану хотелось приказать, чтобы наглеца поймали — но он только внимательно следил за тем, как взблеснул в воздухе кинжал, и недовольно поёжился.
— К какому ж королю ты направляешься, если наш сидит в своих дворцах, запертый в башне под десятью замками по приказу Её Величества?
Темноволосый, всё так же вальяжно и спокойно шагая, спустился по трапу, отвесил то ли шутливый, то ли уважительный поклон, а после уверенно и быстро направился в сторону дворца. Капитан только тихо зарычал.
Когда он узнает, по чьей вине этот мужчина попал на их корабль, он обязательно оторвёт виновнику голову своими руками. Но синеокий дарниец — слишком мелкая птица, чтобы марать о него руки, или слишком высокого летает, чтобы показаться таковой. Пират знал, что верность на суше и гроша ломанного не стоит; зачем рисковать? В море ему было бы не уйти; в море он назвал бы своё имя. В море не сверкал бы сапфировым взглядом, аки редкая драгоценность, потому что один из пучины не выберешься, даже если ты бог. А на суше, когда в руках кинжал, а в голове гуляет ветер, и одним ножом можно переложить половину команды — зачем привязывать к кораблю то, что его ж и погубит?