И в груди его, будто солнце, пылало пламя войны.
Не его войны.
Войны Дарнаэла Тьеррона.
=== Глава семьдесят седьмая ===
Кони, казалось, чувствовали усталость своих хозяев, тоже едва-едва перебирая копытами. Ночи становились холоднее, солнце садилось раньше, чем прежде. Постепенно Элвьенту и Эрроку окутывала осень, столь незаметная в лесу и такая откровенная здесь, около человеческих селений, городов, деревень.
На них иногда оборачивались, словно ждали чего-то, потом отворачивались, всё так же равнодушно, будто бы и вправду опасаясь гнева неизвестных путников. Некоторые жители деревни по привычке, только завидев белое платье ведьмы, выходили, чтобы посмотреть на благодетельницу, но тут же возвращались обратно в дома. Не бывает такого народа, что не ощущал бы все страхи войны — почему же Эррока должна была стать каким-либо исключением?
Но вскоре тонкая полоса жилых деревень закончилась, вновь сменяясь лесом. Они купили лошадей для Анри и Кэора — те понемногу отходили от случившегося, теряли с каждым шагом свою отрешённость, словно возвращались к жизни, — сменили своих. Злато Элвьенты ценилось в Эрроке слабо, но сейчас, на пороге войны, люди принимали любое — лучше отказаться от лошади за низкую цену, чем отдать её за просто так.
Мужчины провожали Первого и Шэйрана, возглавлявших процессию, грустными взглядами, преисполненными зависти. Смотрели в спины замыкающих отряд Эльма и Кэора, словно спрашивая, за что им такая честь — и как-то снисходительно улыбались Тэравальду, пусть острые уши его и вызывали ассоциацию с эльфами. Может быть, им тоже хотелось занять своё место в этой компании, может быть, хотелось указывать ведьмам, куда поворачивать и что делать — но разве была сейчас разница, о чём они мечтали и к чему стремились?
Стоило только стене деревьев сомкнуться за их спинами, завистливым взглядам угаснуть за спиной, казалось, пропало напряжение, вызываемое посторонними. Но внутреннее, этот отвратительный холодок… Никуда от него не деться.
Эрри, богиня с их икон, такая ровная и прямая — будто бы пример для своих недостойных последовательниц. Эрла, принцесса — или кто? Нарушившая материнский завет — закон этого мира, слово королевы, — посмевшая убежать куда-то, покинуть родной дом. Герцог Ламады — изгнанник, которому не место в современной Эрроке. Ведьма, полюбившая мужчину — имела разве на то право? Потерявшийся эльф, заблудившийся в нитях собственного страха и повиновения. Молодой принц соседнего государства — по плечу ли компания? И божество без волшебства, шепчущий на ухо своему ученику новые, запретные заклинания.
…Медленно, холодной тенью стекали по ещё зелёным листьям дождевые капли. Становилось холоднее, близилось время к ночи — но останавливаться они не могли. Казалось, совсем близко цель, город, место, где они были кому-то нужны и полезны.
Шэйран запрокинул голову, позволяя упасть на лицо тяжёлому граду свежей воды, будто бы она могла вернуть ему здравый смысл, хоть какую-то свободу в сознание. Долгий путь не давал свободно, полноценно понять, что именно втолковывал ему Первый — и Рэй то и дело путался в глупых определениях, выслушивая, что и как нужно сделать.
Он немного придержал коня, позволяя Дарнаэлу выехать вперёд, и дождался Эрлу.
— Как общение с богиней? — в голосе его не чувствовалось раздражения, но, может быть, всё это было просто делом выдержки. На самом деле Рэю иногда до ужаса хотелось избавиться от Эрри — может быть, он просто узнавал в ней мамину надменность, самоуверенность, воинственность излишнюю для женщины.
Надо же — он столько лет прожил в Эрроке, а от того, что девушке место дома, а не на войне, от этого вечного стереотипа никак избавиться не мог.
— Замечательно, — сестра отвернулась, словно пыталась что-то скрыть. — Ты наконец-то разговариваешь со мной, как с нормальным человеком, а не винишь в каждом зле, свершённом в этом мире, или мне, глупой, просто показалось?
— Как знаешь, — пожал плечами Рэй. — В конце концов, ты натворила не так уж и много глупостей, теперь, когда всё закончилось.
— Не будь глупым. Ещё ничего не закончилось, — возразила она. — Да и ведь должен ты исполнить своё пророчество, в котором говорилось что-то там о высшем предназначении.
Она умолкла. Шэйран ничего не ответил — он и сам не знал, права ли была мать, говорил ли о том, о чём он думал, Дарнаэл Первый, рассказывая о Воине и Высшей на древнем языке звёзд. Высокое предназначение, затерявшееся в пустоте темнеющих над головой небес, постепенно становилось какой-то пошлостью, излишеством, попыткой заставить человека быть ответственным за то, чего он на самом деле никогда в жизни не совершал.