Почему-то от одной мысли об этом становилось противно — как-то не по себе. И Дарнаэл знал — пусть народ, измученный, неграмотный, уставший, имел полное право взирать так на своего короля, но только не правитель соседней державы.
Только не тот, чью дочь — или падчерицу, не имеет значение, — он сам приказал казнить. Безжалостно, без минутной остановки, по праву и по правде, но ведь это не делало его грех мягче в глазах скорбящих родителей.
— Твоя Армия, Галатье, — сухо промолвил он, ступая в камеру, но не закрывая за собой дверь, — стоит на границе Эрроки и Элвьенты с весьма явным намереньем напасть на мой континент. Очень неприятно понимать, что в такое мгновение её король прохлаждается в хорошо защищённых покоях и читает, вероятно, за мой упокой молитвы.
Это звучало резко и грубо — конечно, Дарнаэл, находясь на месте Галатье, усмехнулся бы, отозвался колкостью или грубостью, если б на спокойный ответ уже был не в силах. Но глаза короля Торресского архипелага только наполнились слезами.
— Моя армия не принадлежит мне больше, Дар, — устало прошептал несчастный король. — Если ты хочешь, я отдаю тебе свои права на руководство ею — только дайте мне спокойно умереть здесь. Встретить свой последний час.
Наверное, Тьеррон должен был бы поразиться таким словам. Ужаснуться равнодушию к державе и такому отчаянному желанию всё бросить — но разве он сам пошёл сюда не на верную смерть? Разве он надеялся на то, что встретит свой последний рубеж, последнего врага на пороге камеры короля, которого должен привести к его войску? И кому он обещал, что вернётся, кто ждёт его там?
Людям есть перед кем склонять колени. У людей есть те, на кого они могут смотреть, будто бы на богов. Можно сотворить себе идола из кого-то другого, а не с вечно ошибающегося, творившего отчаянные глупости короля.
Только не он — ему нечего делать в государстве, шептавшем, что династия его, последняя, по крайней мере, не свершила ничего злого. Ничего того, что привело бы страну к краху.
Может быть, так говорили обо всех.
Может быть, только о замыкающих звеньях цепи.
— Вставай, Галатье, — нетерпеливо промолвил он. — Совсем скоро стража заметит, что в этом дворце кого-то убили. Я должен вывести тебя до этого.
— Зачем?
— Потому что после, — сухо ответил он, — мне выбраться будет сложнее. А ты не умеешь прыгать с валов, плавать и даже метать ножи. Ты пожилой человек — так что позволь мне увести отсюда тебя ступенями, пока не пришлось выбираться через окно.
В его голосе не было ни капли уважения к Галатье, и, наверное, никогда и не появится. Почему-то Дарнаэл слишком явственно осознавал, насколько слаб король державы вражеской не по его собственной воле.
Почему-то он ждал того мгновения, когда у Торрэсса подкосятся ноги, а после он опустит голову и сдастся, не позволяя себе делать больше ни единого шага в целях хотя бы элементарной борьбы.
Но он не надеялся на то, что это случится до такой степени быстро. Ведь есть же в человеке какой-то запас терпения, силы, что могла бы толкать его не сдаваться каждое мгновение, а идти вперёд и делать хоть что-то, чтобы справиться с собой.
Мир несовершенен.
Но не настолько.
— Я не пойду, — покачал головой Галатье. — Я мученик и встречу смерть здесь.
— Ни один мученик не отгонял спасителя, когда тот предлагал ему руку помощи, — возразил Тьеррон. — Поднимайся с колен, падший король, твоё войско ждёт тебя.
Галатье наконец-то смог посмотреть ему прямо в глаза. Дар чувствовал этот взгляд — мрачный, отрешённый, холодный и преисполненный отчаянной боли. Будто бы сейчас правитель отчаянно пытался защититься от чего-то неведомого для него самого, невообразимого и страшного. Казалось, ему даже умереть будет намного легче, чем попытаться править государством или остановить тех, кто подчинялся на самом-то деле не его приказам. Может быть, давно уже это случилось в Торресса — Дарнаэл не помнил, когда вместо прежде не слишком сильного, но хотя бы разумного и способного править, у них появился кто-то до такой меры слабый, что даже слово от собственного имени казалось ему редкостным наказанием и адом.
Король должен встать. Король должен выпрямить спину, даже если он очень стар, посмотреть в глаза своему врагу и дать отпор — или принять помощь друга и наконец-то вновь вернуться к битве. К своему бесконечному сражению.
Но Галатье не выровнялся. Галатье не сумел встать с колен. Дарнаэл даже сделал шаг ему навстречу, намереваясь помочь подняться, чтобы правитель соседнего государства не был столь беспомощен, и только спустя миг понял, в чём была его ошибка.