Он верил, что сам воззвал их к этому.
Но после поток докатился и до него.
…Сопротивляться этому было невозможно. Галатье потерял все слова, что рождались минуту назад в его сознании. Они рассыпались, будто бы жемчужины разорванных бус. Маленькие бисеринки на полу. Ничего не было, и сила воли его потерялась в траве.
И он был готов подчиняться. Он ещё видел то прекрасное дарнийское солнце и карие глаза его возлюбленной, затерявшейся на далёком острове. Он видел, как плакали матери за своими упокоившимися на войнах детьми. Видел, как его короновали…
И всё это становилось ненужным. Лишним. Сейчас только одно божество там, за их спинами, великолепное и могучее, только тот, кто способен направить их и заставить сделать то, что думает сам.
Он владел ими. И Галатье отступал, сверженный, чувствуя, как чёрные пута проклятья сковывают его по рукам и ногам. Как боль кинжалом впивается в сердце.
Дарнаэл знал, что говорил, когда обещал ему смерть здесь. Знал, что Галатье Торрэсса не сможет уговорить собственный народ. Да и цель у него была другая — просто лишить их правителя, дать возможность кому-то — не врагу, — занять его место.
По праву, по магии не может тот, кто убил короля, занять его место.
Тэллавар не знает этого.
И Галатье тоже не знал.
Он закрыл глаза, и волна облегчения окатила его с ног до головы. Царственное забвение очернило небеса тучами, и яркое дарнийское солнце угасло на закате времён.
Армия рванулась вперёд, под громкий, сумасшедший хохот своего предводителя. Тэллавару не нужна была магия для того, чтобы показать весь спектр собственной ненависти — волшебство лишь направляло его подданных туда, куда он приказывал.
Понять всё могущество бессмертного было трудно. Она и не пыталась — просто молча принимала это, как данность. Устало опустилась в плетёное кресло и зажмурилась, пытаясь позволить себе побыть на мгновение свободной.
Она смотрела на оставшуюся на полу змеиную кожу. Несчастная умерла, так и не ощутив ни капельки счастья. Не позволив себе до конца вкусить той отчаянной боли, того жуткого чувства… Забрать у человека жажду — что может быть хуже?
Мизель всегда знала — мужчины болтливы. Она, мелочная, жалкая девица, способная вешаться на шею любому, кто только ей улыбнётся и предложит на одно короткое мгновение ей немножко больше власти. Мужчины в это верят — им приятно чувствовать себя королями, всемогущими, а она достаточно хороша, чтобы легко околдовать их. Достаточно могущественна, чтобы скрыть собственное отвращение за тонкой струйкой магии, которую так легко, так просто в них влить.
Она расслабленно потянулась и вновь посмотрела на то, что осталось от несчастной королевской любовницы. Ей было интересно, горела ли Зэльда любовью к своему Дарнаэлу так, как сейчас пылает Тэллавар?
Он рассказывал ей всё. Насмехаясь над пустой женской слабостью, он слушал её тихий шепот о том, насколько слаб Дарнаэл Первый, насколько безлика великая богиня Эрри… Он верил каждому слову — когда она расписывала, как вынесли на поверхность труп несчастного Шэйрана. Слушал с огромным удовольствием о том, как юный лик померк, осенённый старостью смерти, и как от несчастного принца Элвьенты осталась одна лишь жалкая оболочка.
Она говорила, что боги отправились сюда, чтобы позволить магии воспылать в этом мире и победить Тэллавара — но потеряли оружие. Повторяла раз за разом, что прибыла к истинному победителю, зная, что достаточно красива, чтобы ей поверили на слово. Это, конечно же, было глупой и откровенной ложью, всё то, что она повторяла.
Но если истинные змеи должны хранить верность своим богам, то разве она, переменчивый хамелеон, не может выбирать сама, руководясь разумом, а не какими-то глупыми эмоциями?
Тэллавар рассказывал ей, что он сделает. Тогда, когда Элвьента попытается остановить его войско, когда воспользуется последним козырем — может, Бонье, может, Галатье, если сумеют его привести, — он наконец-то отпустит свою силу, ведь теперь у него есть всё, что нужно. Наступает война, и теперь он готов поработить всё своё войско для того, чтобы оно оставило от Элвьенты и Эрроки только жалкие огрызки стран-подданных. Может быть, он займёт трон в Лэвье или в Кррэа, но больше всего хочется отстроить новую столицу. В Вархве, например, откуда он родом — там он отыскал то, что влил в свою новую личность, стремящуюся к победе.