Только над ним нет у него власти.
Он схватился за их страх. За ужас.
За то, что толкало их сражаться, убивать, властвовать над другими, разрушать чужие судьбы. Заставляло улыбаться детским слезам и с облегчением смотреть на покойных врагов.
Молнии утихали. Сильный ветер порывами дёргал тучи, не позволяя дождю успокаивающим холодом пролиться на плечи и смыть пятна крови.
Как же им всем было сейчас плохо!
Шэйран впитывал это.
Он выплетал нить — одну, цельную, единую. Нить, в которой кипела их боль. Нить, в которой отражался страх их битвы — ужас и повиновение.
Их ненависть была повсюду.
…Так просто.
Так легко.
Во всём этом не было ни капельки света. Только сплошной кошмар — он выплёскивал на них собственную усталость, впитывая страдания посторонних людей. Делая их своими — будто бы лишая людей права собственности, права повелевать всем этим.
Вывернул. Сплёл воедино.
Никаких трудностей — они все были так просты. Так элементарны. Они состояли только из зла — видимого, откровенного, чёрного.
В узел.
На себя.
Шэйран закрыл глаза — ничего не хотелось видеть. Позволил нити в его руках загореться — и, возведя на миг ладони к небесам, рванул вниз свои цепи.
…Его ослепила молния — а когда он опустил голову, когда позволил себе увидеть армию, кровавую битву, то эта пульсирующая нить всё ещё вилась в его руках.
Битвы больше не было.
Бесшумно, без единого вскрика, без мгновенного сопротивления многотысячное войско сначала замерло, потом — забыло о своей цели пребывания здесь, и оружие с грохотом упало на землю.
— Подчинитесь, — прошептал он, уверенный в том, что никто его не услышит, разве что Мон, замершая за спиной.
…Воины без единого слова сопротивления опустились на колени, склоняя головы пред тем, кому безоговорочно подчинялись.
Пред тем, кто был повелителем их мыслей, их тел и их душ.
=== Глава восемьдесят третья ===
Ещё мгновение назад вокруг кипела битва, но сейчас всё вдруг стихло. Не было больше оглушающих криков, преследующего их звона мечей, только мертвенная тишина.
Дождя больше не было, и Тэллавару казалось, что он вот-вот ослепнет — какой-то луч, случайный, неуверенный и слабый, скользнул по лицу, не позволяя распахнуть полноценно глаза. Он заморгал, опустил свой взор на подчинённую толпу, до конца не понимая, что произошло. Его силы всё ещё пылали в его руках, и магии, наверное, хватило бы на то, чтобы весь этот мир превратить в пепелище — и толпа стояла на коленях.
Тэллавару хотелось закричать, что они не туда смотрят. Что, может быть, ошиблись — пусть и победили, но теперь отдавали свою повинную честь другому человеку. Может быть, в конец ослепли от магии, заставляющей их падать пред его мощью?
Ему хотелось призвать их — закричать, чтобы те немедленно повернули к нему свои лица и увидели своего победителя. Но сколько бы Гартро не тянул за привычные, знакомые нити, ничего не было — его зов уходил в пустоту и будто бы тонул в бесконечном гуле человеческих мыслей.
Он только тогда вновь поднял голову, проследил за взглядом каждого из солдат — и пошатнулся, понимая, что на самом деле случилось.
Казалось, его эйфория от победы, от власти над чужим могуществом ещё не отступила — и он так и не мог до конца смириться с тем, что случилось. С тем, что осознал в это мгновение.
Он не отобрал его силу.
Не получил всё то, что принадлежало жалкому мальчишке, бесполезному, не умеющему ничего — разве что только отчаянно пытаться ухватиться за своё прошлое, за остатки волшебства. Разве было кому обучать ему, было кому показать, как управлять их сознаниями?
Тэллавар всматривался в крепостную стену — но там уже никого не было. Может быть, ему привиделось, и всё это — просто глупая шутка?
Но, пусть даже не было рядом ни Шэйрана, или призрака его, или ещё чего-нибудь в этом роде, он не мог ухватиться за их сознание. Словно сплошная стена, выстроенная чужими руками за какое-то короткое мгновение.
Он пытался — сорваться с места, может быть, двинуться вперёд — но они разве пытались напасть? Разве пытались уничтожить то, что от него осталось?
У него ещё была его магия.
Тэллавар, пошатываясь, сошёл со своего постамента — с холма, на котором уже представлял выстроенный замок, в котором проведёт своё бессмертие. Он не остановится — даже если у мальчишки появился шанс выжить, даже если однажды он смог вернуться сюда и воспользоваться своим даром, который, может быть, никогда и не принадлежал ему по-настоящему, это ещё ничего не означало.