Гартро ошалело покачал головой. Вновь вскинул руки, посылая вспышку магии — то ли тоже огонь, то ли уже молнию, — и язычок пламени на руке у Дарнаэла вспыхнул маленьким костром, угасая.
— Ты не сможешь, — покачал головой Дарнаэл. — Сколько бы ты ни колдовал, ты не сможешь меня убить. Только не тем, что украл у меня.
Тэллавар отступил на шаг, бормоча слова древних проклятий. Казалось, он не слышал ни единого предупреждения из уст своего заклятого врага, не думал о том, что должно было его остановить. Он всё призывал магию, украденную несколько недель назад, поливал градом Первого — и каждый раз отходил всё дальше и дальше.
Последнее заклинание, могучее, наполненное древней силой, прервалось на середине — он будто бы уже понял, что ничего не получится. И что шанса у него на победу тоже нет.
— Ты не сможешь, — повторил Тьеррон.
— Ты воруешь у меня даже право на месть, — Тэллавар как-то разочарованно, спокойно опустился на колени, запуская пальцы в траву, и закрыл глаза. — Ты даже не даёшь мне ударить тебя. Хотя бы раз… Хотя бы раз…
Он засмеялся, дико, так, как хохочут сумасшедшие. Не смотрел ни на небеса, ни на Дарнаэла — казалось, ослеп на мгновение. Сжал свои светлые, напоминающие сейчас солому волосы, пытаясь вырвать их, и завопил.
— Да будь ты проклят!
Бог только подошёл ближе. В синих, чуть раскосых глазах эльфа не было почему-то ни злобы, ни боли, ни отчаянного желания мести. Может быть, он хотел когда-то растерзать Тэллавара и превратить его в пыль, но сегодня всё это в один миг потеряло значение.
— Ну же! — Гартро раскрыл свои до безумия светлые, мутные глаза. — Давай! Давай, убей меня. Накажи. Заставь пожалеть о том, что я наделал!
Дарнаэл вскинул руку. Уже вновь вызвал заклинание — теперь у него хватало волшебства. Он вернул почти всё, что было в Тэллаваре — какие-то осколки чар ещё бились в груди вора, но этого слишком мало, чтобы действительно колдовать.
Он мог убить его — так, как только пожелал бы.
Но вместо того, чтобы нанести решающий удар, опустил руку, погасил пламя заклинания, пылавшее на ладони, покачал головой.
— Ты будешь жить.
— Убей меня! — Тэллавар перешёл с крика на хриплый шепот. Он смотрел ему прямо в глаза, поднялся уже на ноги. — Ты не хочешь, чтобы твой враг стоял на коленях, когда ты будешь наносить ему решающий удар? Не нужно! Давай! Я буду защищаться — это всё равно ничего не изменит! — он схватил Дарнаэла за воротник его рубашки. — Убей меня. Сражайся, заклятый враг, если ты всё ещё хочешь победить. Ты ж меня ненавидишь!
— Я тебя не ненавижу, — возразил Первый.
— Ненавидишь! Как ты можешь не ненавидеть, не презирать меня за всё то, что я совершил? Сколько я загубил чужих жизней?
Он ошалело оглянулся, осматривая зелёный эрроканский сад.
— Знаешь, какая она была красивая? Будто бы вся эта зелень ранней весной! Она так сияла, так светилась счастьем — и дочурка у неё была просто прелестная…
Дарнаэл не ответил.
— Знаешь, как я выпивал её красоту? Огромными, большими глотками — она отдавала мне это, надеясь на сделку, но я-то прекрасно понимал, что просто избавлюсь от неё, когда она мне надоест. Я закупорил её молодость в маленьком флаконе, чтобы выпить, когда мне будет нужно.
Глаза его теперь пылали — будто бы в них отражалось пламя чужих костров.
— А потом я вкусил любовь её дочери. Хватался руками за её сердце, вырывал его, вытаскивал всё доброе и способное на чувства. Лишал её шанса на счастье — она хотела магии, хотела мести… я давал им просто огрызки вместо желанного могущества, и всё ради того, чтобы испить то, что надо было мне!
Он чувствовал себя победителем, кругами хотя вокруг Дарнаэла. Казалось, бог должен был уже давно броситься на него, давно одним только заклинанием прервать жизнь — но он молчал, сжимая губы в тонкую линию — словно все произнесённые врагом слова не имели никакого значения.
— А жажду жизни, жажду битвы я отобрал у молодой любовницы твоего тезки. Знаешь, она тоже пылала чужим — а, какой вкус был у этой Зэльды! Я довольствовался её силой, тем, что пылало в её груди, довольствовался желанием победить, зная, что однажды у меня будет большее.
Он зажмурился, в упоении вспоминая те сладостные секунды.
— Я смешал всё это воедино. Я превратил это в одно целое, сделал своим, впитал — я смог стать молодым. Я вернул себе вечность. Сколько людей там погибло только потому, что мне этого захотелось, Тьеррон? Скольких я убил одной только улыбкой, одной силой мысли?
Синие глаза эльфа сверкнули как-то зло.