— Мне никогда не были близки колдуны и ведьмы, а страна, которую я сотворила, стала их средоточием, — как-то грустно промолвила Эрри. — Что мне остаётся, кроме как отдавать предпочтение правителю, в жилах которого никогда не было моей крови?
— Казалось бы, ты должна его ненавидеть.
— Дарнаэл мне ближе, чем любая правительница Эрроки, — возразила богиня. Она подошла к своему возлюбленному, положила руку Первому на плечо, словно пытаясь остановить. — Да, он правнук Дара, да, их зовут одинаково, да, с твоего отца можно писать портреты божества прошлого, разве только не забыть об острых ушах. Да, я всегда ненавидела ту, что на какие-то несколько десятков лет завладела сердцем моего — и ничьего больше, — мужчины. Но не могу не согласиться с вашим народом — за таким полководцем и вправду пойдут толпы. Но как король… Когда в последний раз твой отец думал об экономике?
— А мать? — Первый усмехнулся. — Лиара, конечно, могущественная ведьма, но за чарами она вряд ли видит то, что народ не слишком-то и счастлив. Матриархат, разрозненность из-за постоянного нежелания заключить стабильные договора и наладить торговлю.
Рэй мотнул головой. Слушать всё это — будто бы совершать некое предательство, топтаться ногами по всему, что было дорого ему и его родителям. Он не собирался оттеснять их, не собирался занимать трон до того, как в этом будет необходимость. Шэйран и вовсе сомневался в том, что способен править, и ему хотелось верить в то, что отец передумает — что то короткое восклицание было просто порывом.
— Прежде, — наконец-то промолвил он, — здесь не было этой берёзы.
Она в ответ зашуршала серебристыми листьями, и могло показаться, что дерево обращалось к нему — о чём-то просило, сообщало что-то, но Шэйран не мог расшифровать это короткое послание.
Он не дожидался ответа или хоть какой-то реакции со стороны Дарнаэла и Эрри, а неуверенно шагнул к красивому дереву. Казалось, то было поразительно знакомым — но Рэй мог поклясться, что никогда не подходил ни к одной подобной берёзе. Проезжал, разумеется, мимо каких-то, но никогда не обращал на них внимание. Не мог отметить тонкий стан, гибкость ветвей, голову, склонённую чуть набок…
У берёзы. Голову.
Осознание, казалось, предательским выстрелом прострекотало у него в голове. Рэй протянул руку, касаясь гладкого ствола, и содрогнулся от бесконечной какофонии чужих мыслей, нахлынувшей внезапно свободы…
— Эльфийка, — очарованно прошептал он. — Нэмиара…
Он знал её довольно плохо — сколько там они виделись, сколько разговаривали, перебросились парой лишних фраз? — но всё равно представить, что девушка, настоящая, живая, превратилась в высокое дерево, было страшно.
— Это можно как-то исправить? — поворачиваясь к Дарнаэлу и Эрри, спросил он. — Вернуть её в то состояние, в котором она была прежде?
— Она может ожить от твоей руки, — кивнул Первый. — Но тогда у неё больше не будет вечности. И никто из нас никогда не сможет дать ответ на вопрос, чего она хотела бы больше.
Рэй тоже не мог ответить. И решить за неё не мог, потому что пути обратно не было. Что ждало бы Нэмиару в смертном теле, было ли ей ради кого отрываться от немого созерцания? Ведь они были практически незнакомы — Шэйран даже не знал, любила ли она кого-то.
Он отступил. Хотел спросить что-то ещё, но больше не мог смотреть на богов, поэтому, не оборачиваясь, быстро зашагал в сторону замка, ступая по сочной зелёной траве.
Смотреть на бесхозную армию из окна, по правде, было не так страшно, как выйти к ним и заявить о своих правах на власть. И, по правде, рано или поздно кто-то должен был это сделать — но отыскать крайнего или достаточно смелого, чтобы остановить бесконечный поток испуганных солдат было слишком трудно.
Дарнаэл Второй, разумеется, мог это сделать. Он предложил Бонье выбирать — уже дважды. Сказал, что вариантов есть много. Конечно, юный экс-посол теперь, как сын покойного Галатье, пусть и приёмный, сам мог занять трон. Править государством долго и счастливо. А значит, имел полное право сам обратиться к ним и потребовать вернуться обратно в свою страну.
Был ещё один вариант — Тьеррон мог выйти к ним сам. Как тот, кто руководил армией победителя.
Армией из одного всесильного бойца.
И, в конце концов, к ним спуститься мог Шэйран. Вариант безотказный — вряд ли торрессцы имели бы возможность отказать тому, что поставил на колени войско, победил страшного врага и подарил им каким-то чудом мир.