Это прибавило уверенности. Теперь можно идти дальше. Правда, он не решил пока, куда он пойдет, но сначала надо выйти из леса.
Легко опершись о землю прикладом, он вскочил — нет, попытался вскочить — и тут же рухнул наземь. Он не испытывал никакой боли и потому не понял причины падения. Изумился только внезапной немощи. Тут же попробовал встать еще раз, теперь уже осторожнее, и все стало ясно. Правой ноги он совершенно не чувствовал — будто не было ее вовсе.
Он вспомнил о стрелках, задрал штанину и внимательно осмотрел кожу. Той самой царапинки он не нашел. Она ничем не отличалась от остальных. Возможно даже, она была наименее заметной.
Он помассировал ногу, но бесполезно. Нога не слушалась. Он совершенно беспомощен.
Он достал нож, подполз к тонкому деревцу с развилкой и сделал подобие костыля.
Идти было трудно. Костыль утопал в податливой лесной прели, и несколько раз Эри падал. Он часто ощупывал бедро, опасаясь, что паралич разовьется выше.
Примерно через полчаса у него закружилась голова, но он решил, что это просто от усталости. Затем головокружение усилилось, рот пересох. Каждый шаг давался с трудом. Сознание меркло постепенно, как вечерний свет.
Эри упрямо ковылял вперед, не зная, куда и зачем он идет, и очень удивился, когда лес вдруг раскрылся, явив взору невысокий палисад из сухих тонких палок. Это было последним, что запомнил Эри перед тем, как выронил костыль и мягко повалился лицом вперед.
ПОСЛЕ всех событий первым утешением для Директора явилось то, что он успел домой как раз к обеду. К своему удивлению, он обнаружил за столом сына, что в последние месяцы случалось нечасто.
Сын — худой долговязый подросток — более всего походил на птенца, выпавшего из гнезда преждевременно, но по собственной воле. Он кончил обедать первым и боком вылез из-за стола.
— Я пошел, — объявил он ломким баском.
— Куда же? — поинтересовался Директор.
Сын нервно дернул плечом.
— Мне нужно, — сказал он, глядя в пол.
— Ему нужно! — повторил Директор, ощущая, как на него накатывает волна раздражения. — Хоть бы раз предложил матери по дому помочь! Вот огород две недели не полот.
— Так пришли огородную машину. Тебе же можно без очереди, как Директору. Машина все сделает.
— Огородную машину! — с торжественной грустью повторил Директор. — Человек сделает одно, огородная машина другое. Ты это хорошо знаешь. Пришли машину! Отец всегда должен. Трехбатарейый вездеход — достань! Лицензию — рыбку половить с дружками — давай! Но ведь когда-то нужно подумать и об ответственности!
— Мне ничего не нужно, — тихо сказал сын.
— Мать из сил выбивается, пытаясь сделать из тебя человека! У тебя есть все, что только можно пожелать!
— Так я пойду, папа, — сказал сын.
— Иди. Но — на огород.
ЭРИ с трудом разлепил веки и вновь зажмурился. Солнце било прямо в глаза. Тело налилось тяжестью, но теперь оно подчинялось командам мозга, только слабость оставалась, сильная слабость, от которой тоненько звенело в ушах. Без сознания он был часа два, не больше — солнце стояло еще довольно высоко.
Эри повернулся на бок, готовясь подняться, и замер. На него в упор смотрел подросток со странной смесью острого любопытства, изумления и опаски.
Скорее машинально, чем из опасения, Эри положил ладонь на ствол карабина. Парень проследил взглядом его движения без особого беспокойства.
— Это ружье? — спросил он.
Эри промолчал. Потом сел, с некоторым усилием подтянув ноги.
— Да, — сдержанно ответил он наконец. — Это карабин.
— Никогда не видел настоящего оружия, — сообщил подросток.
— И я тоже… до недавнего времени.
— А ты… Ты тот, кто сегодня убежал. Один из тех четверых. Зачем вы хотели поджечь склады?
— Кто тебе это сказал?
Подросток неопределенно пожал плечами:
— Все говорят… Отец матери рассказывал.
— Мы не собирались жечь склады. Они, кстати, делаются из негорючих материалов.
— Тогда зачем тебе ружье?
— Как тебе сказать… Мы надеялись, что стрелять не придется.
— Я слышал ваши выстрелы, — перебил подросток. — Как будто колотят доской о доску. Ты знаешь, мы тоже хотели склады сжечь.
— Кто это мы?
— Так, с ребятами… В общем, это неважно. Ужасно противно смотреть, как все трясутся из-за своих очередей за Всевозможными Благами. В горло готовы друг другу вцепиться.
— Как тебя зовут? — спросил Эри.
— Мирто. А тебя?
— Эри. Если меня кто нибудь увидит…
— Не бойся. Никто тебя не найдет. Это сад Директора. Сюда никто не сунется. А сам Директор сюда никогда не заглядывает.
— Я немного посижу и пойду. Вот только сил наберусь.
— Отец говорил, что вы против Далеких Друзей. Но это он врет. Если бы Далекие Друзья увидели всю эту грызню, они бы сами свои склады подпалили.
— Нет, — покачал головой Эри. — Склады бы они не подпалили.
— Почему?
— Они все прекрасно знают. На этом все и держится.
— Что держится? — Мирто уселся рядом и потребовал: — Расскажи!
Эри невесело усмехнулся:
— Ты думаешь, это так просто понять? Ты знаешь легенду о Нахчевадсаре?
— Это сказка?
— Скорее притча. Нахчевадсар был самым сильным борцом в своей стране. Даже когда ему перевалило за пятьдесят, он продолжал одерживать победы над соперниками в каждый праздник Ночи Четырех Лун. Слава его была огромна. Лучшие борцы со всех концов света приезжали померяться с ним силами, но неизбежно терпели поражение. Однажды до Нахчевадсара дошла молва о молодом богатыре, который жил в какой-то далекой и бедной деревушке. Этот богатырь — легенда даже не сохранила его имени — обладал невероятной силой. Он мог вырвать с корнем из земли дерево, пробежать тысячу шагов с огромной скалой на плечах и совершить еще целую кучу разных подвигов. Молодой богатырь тоже не испытал до сих пор горечи поражения. Он рвался схватиться с Нахчевадсаром и отобрать у него жезл Победителя Сильных. Однако Нахчевадсар был не только умелым борцом, но и дальновидным, умудренным жизнью человеком. За месяц до начала праздника он отправился в деревню, где жил соперник, и убедился, что молва ненамного преувеличивала его мощь. Тогда Нахчевадсар с большой торжественностью объявил жителям деревни, что сила его уходит, старость скоро ступит на порог его дома, и сейчас он может, наконец, передать жезл Победителя Сильных самому достойному преемнику. Он сказал, что не станет бороться в наступающий Праздник Четырех Лун и уже сейчас готов поздравить несомненного победителя состязаний. Потом он устроил пир в честь молодого богатыря и пировал до самого начала праздника. Нужно сказать, что молодому борцу, пока еще малоизвестному, очень льстило внимание великого Нахчевадсара, который находился тогда в зените своей славы. Убаюканный сладкими речами Нахчевадсара, он уже видел себя Победителем Сильных и пировал беспрерывно до самого начала состязаний. Я забыл упомянуть, что молодой борец был беден, его ошеломило обрушенное Нахчевадсаром изобилие. За этот месяц он пожрал горы пищи, выпил реки лучших вин. Когда же настала наконец Ночь Четырех Лун, Нахчевадсар неожиданно для всех решил бороться и легко победил всех своих соперников, а среди них и молодого претендента, разжиревшего, как свинья, и потерявшего качества, так необходимые борцу.
— Смешная сказка, — проговорил Мирто. — Нахчевадсар — это конечно же Далекие Друзья?
Эри ничего не ответил.
— И когда же настанет Ночь Четырех Лун?
— Она уже настала, — жестко сказал Эри. — В тот самый день, когда они появились и сказали: мы спасем вас от угрозы войны, поможем решить все ваши основные проблемы. Взамен нам ничего не нужно. Но ради самих себя — уничтожьте оружие. Все, без остатка! Потом они сказали: уничтожьте все то, что может возродить его. И мы закрыли в науке все пути, которые могут привести — случайно! — к возникновению источника новой опасности. А они — могучие и неизменно доброжелательные, всегда были рядом и подсказывали мягко, но настойчиво: этого делать нельзя, мы знаем этот путь, он ведет к беде. Этого знать вовсе не нужно, у нас совершенно точные сведения, что это знание для вас опасно. Для них, видишь ли, не опасно, а для нас — опасно.