ЛИЛИАНА КАРЛАЙЛ
ЗАКЛЮЧЕННЫЙ АЛЬФА
ПРОЛОГ
ЭЛЛИ
Как только она услышала вертолеты, Элли понимает, что облажалась.
Они пролетают над ее головой, а шум пронзает ночное небо. Их огни освещают лес, ища хоть какие-то признаки побега.
Но они никогда не найдут его, точно также, как никогда не найдут и ее. Ноги горят от бешеного бега в темноте. Крошечный огонек, обычно освещающий хижину, внезапно пропал, скорее всего, из-за его проделок.
Но свет поисковых фонарей помог ей найти убежище. Темные очертания ее временного жилища светятся в темноте, и она следует за ними, едва не спотыкаясь об собственные ноги. Туфли скрипят по деревянным ступенькам крыльца, а пот стекает по шее, когда она уже дважды пытается вставить ключ в замок двери.
Со второй попытки она роняет их.
Сдерживая слезы, она наконец-то смогла открыть дверь и врывается в дом, машинально включая свет в комнате, щелкая всеми выключателями.
Но ни один из них не работает, и она плачет от досады. Конечно, он отключил везде электричество.
Медленно затихают звуки вертолетов, тускнеют их прожекторы.
Спасение не придет.
Она едва видит сквозь слезы, ее тело дрожит, когда она шарит в темноте руками, нащупывая дорогу к маленькой кухне. Она выдвигает ящик стола и находит нож, хватаясь за него, как за спасательный круг. Толкнув края обеденного стола, она тащит его по деревянному полу, баррикадируя входную дверь. Для надежности придвигает к ней все стулья.
Он войдет в любом случае, но она не должна облегчать ему задачу.
Закрыв шторы и все оставшиеся источники света, она мчится в подвал, распахивая дверь.
И закрывает её за собой, тяжело вздохнув. Теперь, когда адреналин выветрился, у нее болит каждая частичка тела.
В том числе и сердце.
Сердце болит сильнее всего, и она стискивает зубы, не желая выпускать из себя ту боль, что собирается в горле.
Она прокручивает в голове все свои глупые ошибки, заново переживая каждый момент, вспоминая, когда у нее был шанс уйти.
У нее было достаточно возможностей сбежать от него.
Но вместо этого она сыграла ему на руку.
Она не видит перед собой абсолютно ничего. Темнота душит ее, высасывает все силы. Она прижимается к стене подвала, сползает на пол и опускает голову на руки.
Ее телефон разряжен, он позаботился об этом.
Точно так же, как он убил аккумулятор ее машины.
Они должны были знать, что он не сможет долго оставаться в этой тюрьме.
Он находился там только потому, что сам этого хотел.
А теперь у него есть причина уйти.
Она дрожит в темноте, держа нож, и ожидая неизбежного.
ЭЛЛИ
Двумя неделями ранее
— Нет. Просто ни в коем случае.
Она застала Литу в не самом лучшем настроении. Босс смотрит на нее с таким презрением, как будто сама мысль о предложении Элли вызывает у нее отвращение.
Тем не менее, Элли не сдается.
— Им уже год нужен человек, — настаивает она, встретив презрительный взгляд Литы. — У них есть финансирование, и я более чем квалифицирована для этого.
И она гордится собой, что не запнулась на слове "более чем квалифицирована".
— Нет, это не так, — огрызнулась Лита, а темные глаза были полны возмущения. — Ты работала с детьми и студентами, Элли. Это совершенно другая история, другая работа. Я не могу и не буду подписывать это.
Ее слова только расстраивают Элли. Она вспыхивает, но заставляет голос оставаться ровным.
— Я буду работать только с бетами, Лита. И я не психолог, я не буду заниматься их травмами. Я приду туда только для того, чтобы поделать записи, послушать…
— Это. Не. Безопасно, — глаза Литы сужаются, Элли понимает, что эта женщина точно не отступит. Однако, она делает глубокий вдох и обращается в последний раз.
— Я могу это сделать, — шепчет. — Я знаю, что смогу.
Пожилая женщина качает головой.
— Так и я могу. Но это не значит, что я должна, — настаивает Лита, садясь за свой стол. Она вздыхает, ее темно-карие глаза устали. — Они уже звонили мне, и я сказала, что не буду подписывать твои рабочие часы. Тебе нет смысла ехать.
Элли молчит, ошеломленная предательством.
— Никто никогда не готов к работе в Грин Вудс, — тихо говорит Лита, на ее лице появляется нотка жалости. — Метка на твоем плече недостаточно велика для этого проекта. Поездка туда ничего не решит.
Слова Литы застают ее врасплох, а в груди поселилось какое-то противное чувство.
Абсолютная наглость.
Она не знает, на кого злится больше на Литу за то, что обратилась к ней, или на себя за то, что её видят насквозь.