Но она должна быть уверена.
Эрик обратился к каждой камере на светофоре между дорогами, нашел номерные знаки и отследил каждый из них. Он нашел владельцев автомобилей, изучил записи в больницах и сделал гораздо больше, чем потрудилась сделать полиция. Судя по следам заноса, водитель, скорее всего, был пьян.
— Сколько времени это у тебя заняло? — спросила она наконец, впитывая каждую деталь. — Даже полиция не проделала такого объема работы.
Эрик сделал все это за неделю, находясь в заключении.
— Это заняло слишком много времени, — говорит он. — Я хотел как можно скорее передать информацию. Даже если…
Она повторяет его слова, и он прочищает горло.
— Даже если бы я был тебе не нужен.
Она почти насмехается над абсурдностью его заявления.
Конечно, она хочет его. Ее тело взывает к нему.
Ее внутренняя Омега кричит о нем.
Ее сердце жаждет его.
Единственная часть, которая колеблется, — это ее разум. Ее рассудок и все, что позволяет ей держать себя в руках, находится под угрозой, когда она рядом с ним.
Ее плечо болит, ее метка чувствительна после оскорблений из его уст.
Он мог заявить права на нее там, в уединенном домике, но решил этого не делать.
Ей было бы легче, если бы он сделал это. Тогда бы у нее не было причин покидать его.
Она задается вопросом, не предлагает ли он ей выбор.
Она крепче сжимает его руку.
* * *
Дом Рональда, мягко говоря, не ухожен.
Маленький трейлер, спрятанный на извилистой дороге, заросшей сорняками, с облупившейся краской снаружи и лужайкой перед домом с травой высотой с Элли.
Они находятся в глуши, в городке, который ненамного больше Грин-Вудса.
Сбоку припаркован автомобиль, и Элли замирает, увидев пыльный красный грузовик.
— Это его машина, — шепчет она, когда Эрик паркует машину. — Черт возьми, это же тот самый грузовик, который сбил нас.
Он сжимает ее руку в знак заверения.
— Так как ты хочешь это сделать, детка? — он ухмыляется, его глаза темные и злобные. — Ты хочешь оказать честь или я?
Более достойный человек ушел бы, думает она.
Лучший человек мог бы простить.
Но сейчас она не хочет быть лучшим человеком.
— Если с ним что-нибудь случится, — медленно произносит она. — Это будет на моих условиях. Это мое решение.
Его ухмылка превращается в злобную усмешку, и он одобрительно рычит.
— Это моя девочка. Веди, милая.
Они поднимаются на крыльцо, деревянные ступени гниют и расшатываются. Ее разум затуманен нерешительностью и тревогой. Эрик идет позади нее, его запах обволакивает ее. Она чувствует гордость, исходящую от него волнами, и использует его веру в себя как силу.
Она останавливается перед дверью — простым проволочным экраном на выцветшей раме.
За этой дверью стоит человек, убивший ее мать и сестру.
Чудовище, оставившее их гореть заживо, а Элли — спасаться самой, находится всего в нескольких футах от нее.
Постучав в дверь, она понимает, что монстры бывают разные.
У Эрика есть моральный компас, каким бы искаженным он ни был.
А вот Рональд…
У него даже нет сердца.
— Я здесь, — шепчет Эрик позади нее. — И что бы ни случилось, я люблю тебя.
Его признание ошеломляет ее, но она не успевает обдумать его слова, как дверь распахивается. На нее смотрит мужчина с налитыми кровью глазами, который трясется на шатких ногах, одетый в испачканную белую рубашку и шорты.
И вонь. От него пахнет самой смертью, сочетанием табака и тошнотворно сладкого алкоголя с легким привкусом чеснока.
Он — Альфа, это ясно. Почувствовав ее омега-сущность, он наклоняется и дышит на нее своим гнилостным дыханием.
— Ты та самая девушка? — он произносит это, и его потрескавшиеся губы складываются в улыбку. Его зубы наполнены мраком жевательного табака, и все в ней хочет убежать.
Это лицо настоящего монстра.
Но когда рядом с ней Эрик, она набирается храбрости и говорит.
— Вы Рональд? — ее голос звучит увереннее, чем она сама.
— Да. Я. Ты та самая Омега. Девушка из грузовика.
У нее голова идет кругом, потому что она понимает, что он узнал ее.
Теперь сомнений нет. Он был за рулем машины, которая сбила ее семью.
— Вы убили мою мать и сестру.
Сердце бешено колотится в груди, когда она встречается взглядом с человеком, ответственным за ее кошмары и ненависть к себе. Он прислонился к дверному проему и усмехнулся.
— Ты выбралась, да? Я видел, как ты ползла. Подумал, что с тобой все будет в порядке.
Чем больше он говорит, тем сильнее тошнота.