Никто и не говорил, что офицеры порядочны. Деньги и наркотики — единственный язык, который они понимают.
Вскоре меня заковали в наручники и потащили в лазарет. Меня окружил запах собственной крови, вызывая неприятные воспоминания. Мексиканцы, напавшие на меня, смеялись вслед, сплевывая на холодный бетон у моих ног.
Нога болела в том месте, куда вошло лезвие, а хаки медленно окрашивались кроваво-ржавым цветом. Я, не хромая и с высоко поднятой головой, шел в медпункт. Я не позволю этим мудакам понять, насколько сильно ранен.
Трое из нас, включая Карлоса, отправились в лазарет, остальные вернулись в камеры. Некоторые, в том числе и новенький, сбежали, только завидев охрану. Я ухмыльнулся тому, что, по крайней мере, зацепил Карлоса и еще одного придурка. Наверняка Карлосу потребуется наложить швы. Я почувствовал, как разорвалась его кожа под моим кулаком.
Офицер Ривз грубо тащил меня к медпункту. Он был грязным ублюдком, применявшим чрезмерную силу. Он положил на меня глаз еще в первый день моего здесь появления. То, как он смотрел, заставило задуматься, не хочет ли он сделать из меня шестерку. Честно говоря, его внимание стало главной причиной занятий спортом.
Он продолжал наблюдать за мной на протяжении нескольких недель, пока, наконец, не подошел. Хотите верьте, хотите нет, но офицеры представляли собой большую опасность, чем заключенные. После знакомства с ним я узнал, что офицеры тратят тысячи долларов на азартные игры. Что-то вроде санкционированного для развлечений "бойцовского клуба". Они ставили заключенного против заключенного, победившему платили проценты. В его глазах я был ценным бойцом.
Победивший не просто получал деньги. У него появлялись особые привилегии и вознаграждения, какие обычно не встретишь в тюрьме. Из их дел вычеркивались записи. Закрывали глаза на контрабанду, а иногда даже поставляли ее им. Деньги. Наркотики. Оружие. Защита. Женщины. На бойцовском ринге можно было выиграть много чего, но ничего из того, что мне нужно.
Я ему тогда отказал и продолжал это делать последние десять лет. Ублюдок ненавидел меня за это и превращал мою жизнь в ад. Он считал, что если будет продолжать в том же духе, то я сломаюсь. Хотел сделать из меня личного бойцовского пса. Чтобы я уничтожил конкурентов, заработав ему тысячи долларов.
Этому не бывать.
Для офицеров заключенные пустым местом. С нами обращались, как с собаками, офицеры, имевшие деньги, вкладывались, подкармливая и разводя зверушек. Они вознаграждали и наказывали своих подопечных ровно настолько, чтобы большие собаки оставались наверху, а остальные оставались именно там, где им и полагалось.
Это было выгодно, особенно для такого парня, как я. Ривз не единственный, кто время от времени пытался втянуть меня в драки. Выступать против офицеров было почти так же опасно, как и сражаться в их клубе. Ты становишься мишенью, тем, кого пытаются сломить и уничтожить за неподчинение и отказ прыгать на задних лапах, но ничего из этого не имело для меня значения. Я дрался, чтобы выжить. Конец истории. Те, кому было что выиграть, но нечего терять, ненавидели меня.
— Шевели задницей, Икс, — произнес офицер Ривз, прижимая дубинку к моей спине.
Решетки лязгнули перед тем, как открыться. С опущенной головой я последовал в лазарет за офицером Ривзом. Запах антисептика всегда вызывал у меня тошноту.
Я поднял глаза и увидел ее. Медсестру. На ней был санитарный костюм бледно-розового цвета. Ничего сексуального в ее одежде не было, она выглядела нежной и милой. Честно говоря, она казалась самым прекрасным созданием, что я когда-либо видел.
Не знаю, было ли дело в ангельской красоте ее фарфоровой кожи или то, что она казалась абсолютной загадкой, но все, что я мог — стоять ошеломленным. От нее просто дух захватывало.
Горстка веснушек рассыпалась по ее дерзкому носику, и даже с того места, где я стоял, я мог увидеть карамельные крапинки в ее зеленых глазах. Ее розовые губы были надуты, будто она размышляла о величайших тайнах жизни. Время от времени она покусывала нижнюю губу, словно в сомнении.
Темно-рыжие волосы зачесаны в небрежный хвост, как будто у нее было мало времени его собрать, а бледно-розовый костюм свисал с ее крошечного тела.
Мои мышцы напряглись под хваткой офицера Ривза, когда он повел меня к ближайшей кровати, заставив оторвать от нее взгляд.
Она была такой красивой. Слишком мягкой для такого сурового места. Ей здесь не место, и я уверен, она об этом знает. Я бы хотел убедиться, что она здесь не задержится, даже если это будет последнее, что я сделаю.
Ухмыляясь, офицер толкнул меня на кровать. Он знал, что я ничего не могу возразить, и мог быть настолько грубым, насколько пожелает. Гребаный, жадный до власти кусок дерьма.
Отойдя в сторону, он встал рядом с дверью. Я смотрел, как он трахает глазами новенькую медсестру, которая прошла через комнату за необходимыми инструментами.
Я отвернулся. Не мог смотреть.
Кровать, на которую он меня толкнул, стояла рядом с окном, что не могло не радовать. Я уже несколько дней не был на прогулке, тело молило о солнце. Через тонкое стекло, отделявшее меня от внешнего мира, я мог слышать щебетание птиц.
Закрыв глаза, я представил, что не заперт за бетонными стенами, а нахожусь снаружи, за пределами изгороди с колючей проволокой. Десять лет взаперти это слишком. Я начинал забывать, каково это быть свободным.
— Хороший денек выдался, — прокомментировал мягкий голос рядом.
Открыв глаза, я пронзил ее лицо тяжелым взглядом, исследуя песочного цвета веснушки на носу и щеках. Она с трудом сглотнула. Отвернувшись, девушка схватила пару ножниц, чтобы разрезать штаны рядом с раной.
Я не ответил. Вместо этого отвернулся и позволил ей делать ее работу.
После того, как она разрезала ткань, обнажив глубокую колотую рану на ноге, она промокнула ватой все еще сочившуюся кровь. Пальцы девушки дрожали, не скрывая страх и неуверенность.
Отлично.
Она должна меня бояться. Надеюсь, я отпугну ее настолько, что она как можно скорее откажется от должности. Дело в том, что я знаю этих людей. Надзирателей. Заключенных. И я знаю, что они съедят ее живьем.
Заключенные будут представлять ее обнаженной. Будут красочно думать о том, что хотят сделать с ее телом — нечто нездоровое и извращенное. Желудок скрутило. Насильники, кишащие в коридорах, будут спорить о том, где и когда на нее нападут.
Охрана будет защищать какое-то время, но эти ублюдки подлее заключенных. Большинство из них не женаты и не имеют жизни вне этих стен. Они проводят бесчисленные часы с худшими отбросами общества, мужчинами, которым нечего терять, но которые не прочь обогатиться, настолько отвратительными, что задаешься вопросом, являются ли они вообще людьми.
В каком-то роде, охранники, которые пробыли здесь слишком долго, выдрессированы заключенными, которые здесь умрут. Они также лишены нежных женских прикосновений, поэтому тоже будут планировать заполучить ее в одиночестве, тереться рядом, сквернословить, пока даже самый горячий душ не поможет смыть их зловонное дыхание.