О Линдемане никто из них не имел ни малейшего представления.
Генгенбах просмотрел план учебных занятий, составленный на 24 ноября 1944 года. В нём значились упражнения в паводке и стрельба из пулемёта. После обеда — стрельба из панцерфауста, которую проводит начальник штаба обер-лейтенант Клазен. План был подписан командиром дивизиона капитаном Зойфертом.
Появление капитана Виктора Зойферта в полку было неожиданным и странным. Однажды поздно вечером он пришёл в штаб полка, замёрзший, голодный, выбившийся из сил. Пришёл, а не приехал, так как машина по дороге ему не встретилась.
Командира полка майора Кисингена сразу же вызвали в штаб дивизии, который размещался в замке графа Эстергази.
Денщик объяснил лысоголовому, с чёрными крашеными усами, капитану, что он спокойно может выспаться на кровати командира, который наверняка вернётся не раньше утра.
Зойферт сразу же разделся, и завалился в кровать командира.
Майора Кисингена в этот день как раз произведи в подполковники. За отсутствием командира дивизии новоиспечённого подполковника поздравил лишь начальник отдела кадров. Две золотые звезды были водружены на соответствующее место, после чего оба выпили по три рюмки шнапса.
Каково же было удивление и возмущение подполковника, когда он, ввалившись к себе, застал в своей постели капитана-резервиста с лысиной во всю голову и чёрными крашеными усами. Капитан же, как ни в чём не бывало, встал с постели и, пробормотав «хайль Гитлер!», объяснил, что он прибыл в полк на должность командира дивизиона.
Подполковник, не сдержавшись, начал ругаться на чём свет стоит, в то время как Зойферт надевал свои брюки и застёгивал френч. К слову сказать, две пуговицы он застегнул неправильно, отчего полу френча смешно перекосило. Сапоги с носками он держал в руках, а ремень с портупеей, на котором болтался пистолет, повесил себе на шею. В таком карикатурном виде капитан выскочил в комнату денщика, который никак не мог удержаться от раздиравшего его смеха.
— На должность командира дивизиона! — гремел, никак не успокаиваясь, подполковник. — Как бы тебе не так!
Вчера же Генгенбах получил у Зойферта командировочное предписание, согласно которому он должен был отбыть на легковой машине в Будапешт с целью приобретения запасной рации. А спустя четверо суток должен был состояться их переход через линию фронта.
Зазвонил полевой телефон.
— Клазен слушает.
— Что случилось?
— Дорогой Герхард, я бы хотел просить тебя провести занятие по стрельбе из панцерфауста. В полдень ко мне должен прибыть новый командир дивизиона. Сам понимаешь, что я не могу положиться на этого Зойферта.
— Разумеется. А кто этот новенький, Гельмут?
— Пока ещё сам не знаю. Начальник штаба полка ничего мне не сказал.
— А что будет с Зойфертом?
— Скажу тебе по секрету…
В этот момент в трубке что-то зашипело. Генгенбах сразу же представил себе, как капитан, нервно пощипывая чёрные усики, жадно подслушивает их разговор.
— …Это не входит в мою компетенцию, но думаю, что он будет назначен командиром третьей артбатареи. Подполковник Кисинген — наверное, ты помнишь историю со спаньём капитана в его постели — считает, что Зойферт ещё не дорос до того, чтобы командовать дивизионом.
Генгенбах хихикнул в трубку:
— Большое спасибо, Гельмут. Будь спокоен, стрельбы я организую самым серьёзным образом. Можешь смело на меня положиться. А когда ты что-нибудь узнаешь о новеньком, будь добр, позвони мне ещё разок…
— Сделай всё как положено, Генгенбах!
— Привет, Клазен!
«Легко сказать: «Стрельбы я организую самым серьёзным образом», — думал Генгенбах. — Так же легко, как говорить об «окончательной победе» или о создании «чудо-оружия». Но кто теперь верит таким словам? Фау-1 солдаты вообще не принимают всерьёз, а Фау-2 считают психологической приманкой, чтобы хоть как-то поддержать стремительно падающий авторитет нацистской партии. Неужели солдаты на седьмом году войны способны поверить в какие-то обещания? И всё это тогда, когда они собственными глазами видят, как трещит фронт, куда ни посмотри. Мысленно они молятся о том, чтобы всё это поскорее кончилось, а провидение хоть пальчиком указало бы им на выход из создавшегося положения».
В фюрера верила лишь верхушка, но даже она уже не питала надежд на будущее.
«Из создавшегося положения есть лишь один выход, — размышлял Генгенбах, надев на голову фуражку и направляясь к месту занятий по стрельбе. — Ещё четыре денька, и мы отсюда сбежим, а за это время нужно запастись бензином, боеприпасами и продовольствием. Кто знает, что может потребоваться в этой нелёгкой поездке по незнакомой Венгрии, по местности, лежащей между двумя фронтами, которая сегодня принадлежит одним, а завтра может оказаться в руках противной стороны. Обо всём этом должен позаботиться Эрвин Зеехазе.