В её глазах застыл ужас.
— Ради вашей собственной безопасности мы направим вас в лагерь, — продолжал Дернберг.
Ильзе машинально подняла правую руку, словно хотела защитить себя.
— Всего этого можно было бы избежать, если бы я получил от вас доказательства, что вы полностью порвали с Хельгертом и питаете в жизни совсем иные интересы.
Ильзе не сразу поняла намёк Дернберга.
— Все эти вопросы я намерен обсудить с вами в вашей квартире. — На его лице появилась очаровательная улыбка. И только тогда до Ильзе дошёл смысл сказанного им.
«Выходит, он намекнул на то, что меня запросто могут отправить в концлагерь на верную смерть. Если же я отдамся ему, они обещает кое-что сделать в моих интересах».
Тошнота подступила к горлу Ильзе, страх почти полностью сковал её. Она поняла, что спасти её может только случайность.
Тяжело дыша, Ильзе встала со стула.
«На календаре 3 декабря. Неделю назад умер Шнелингер. А я всё ещё жив…» — думал Хельгерт.
Эти мысли уже несколько дней подряд мучили Хельгерта, и он, как ни старался, не мог отделаться от них.
Фриц огляделся. Его поместили в крестьянском доме, принадлежащем какому-то поляку. Стены из грубо отёсанных брёвен, потолок тоже деревянный. В углу икона. Вся обстановка комнаты состояла из стола, стула и топчана, на который бросили соломенный матрас. В комнате два окошка, оба без решёток. У каждого окна по два часовых, которые не отходят ни днём ни ночью. Метрах в двухстах — жильё отряда военной полиции. Между домом, в котором находился Хельгерт, и домом полицейских полузаброшенные сады с разбитыми заборами.
На другой стороне улицы размещалась штабная рота штаба корпуса. Там Хельгерта дважды допрашивал полковник фон Зальц. Фриц не без удовольствия проделывал эту небольшую «прогулку». Он заметил, что после каждого допроса полковник один пешком направляется к себе на квартиру. Это было очень ценное наблюдение. Если бы об этом знали те, кому поручат выполнить задание, с которым не справились они! Хельгерт был единственным человеком, кто заметил эту странность начальника штаба корпуса.
Пошёл одиннадцатый день после того, как Хельгерта сильно ударили по голове. Как он ещё выжил? Хельгерт поднял руку, потрогал голову. Рана покрылась струпьями, сильно болела.
У Фрица ещё никогда не было так много времени для раздумья. В течение восьми лет он нёс службу, хотя и в разных частях. В тридцать девятом году стал офицером вермахта, а в сорок третьем перестал быть им. Интересно, что подумают родные, когда узнают о том, что он перешёл на сторону Советской Армии и повернул оружие против собственного народа.
«Неужели я в самом деле ещё не так давно был готов на любое самопожертвование ради завоевания «жизненного пространства» для государства свастики?» Брови Фрица сошлись на переносице, рубец на лбу побагровел, скулы обтянулись. Лицо его сделалось суровым.
Фриц не раз задавал себе один и тот же вопрос: как получилось, что он был готов пожертвовать собственной жизнью ради гитлеровского режима?..
Однако почему они так долго возятся с ним, так долго допрашивают? Ведь прошло уже одиннадцать дней… Полковник фон Зальц каждый раз бывает доволен, когда допросит его, Хельгерта. Хельгерту очень хотелось во что бы то ни стало передать в свой штаб то важное, что он заметил в поведении фон Зальца.
А Бендер, Хейдеман и Григорьев наверняка перешли за это время линию фронта и ужо добрались до своего штаба, если их случайно не скосила чья-нибудь пулемётная очередь или если они не подорвались на минном поле. А вдруг их схватили гитлеровцы? Последнего, видимо, не случилось, так как в противном случае его самого давно бы расстреляли.
Хельгерт понимал, что теперь его жизнь целиком зависит от членов разведгруппы, в которой он действовал, а также от его собственного поведения. Имеет ли он право ради спасения собственной жизни или ради её продления хоть на некоторое время сказать что-то гитлеровцам, которые его допрашивали?
После долгих размышлений Фриц Хельгерт решил всё же дать допрашивающим кое-какие сведения. Он рассказал, что их группа принадлежала 1-му Белорусскому фронту, а сами разведчики входили в состав 47-й армии, которой командовал генерал-лейтенант Гусев, что армия эта стаяла без движения после того, как наступление советских войск на Висле временно застопорилось. В районе 47-й армии, показал он дальше, действовала 4-я военно-воздушная армия, имеющая цель разведать, в состоянии ли немецкий корпус, начальником которого является полковник фон Зальц, начать наступательные действия восточнее Модлина.