Я сижу с палочками в руках, и слезы мои никому не видны.
Проплывая Чебоксары, Чижов увидел ту самую площадку, которую он со своей группой ровно двадцать лет назад снимал под водозабор. Это произошло утром, вода была гладкой, деревья на берегу стояли, не шелохнувшись, на воде играли блики. Кто тогда был в его отряде? Голиков. Да, Витя Голиков и буровой мастер Федя, который пил, не просыхая. Площадка первого подъема воды была у самой Волги, площадка второго подъема на верху обрыва.
Ничто сделанное не пропадает, подумал Чижов. Ему было приятно думать, что после него останется нечто материальное, что можно увидеть и потрогать. Книги тоже были материальны, но это было другое. Совсем другое. Совсем, совсем другое.
По всему правому берегу на протяжении нескольких километров укладывались огромные бетонные плиты. Чижову показалось, что нет шпунтового упора, без чего плиты рано или поздно сползут в Волгу, но, может, он уже отстал, подумал он, и техника берегоукрепления изменилась? Он подумал, что был хорошим инженером, если за двадцать лет не забыл, как правильно укреплять берега.
Река Большая Кокшага…
Река Малая Кокшага…
Новенькая «Волгонефть» идет навстречу, на палубе приборка, «Ладога-14» отвечает левым бортом.
Надо было оставаться инженером. Теперь уже поздно.
Или не поздно?
Около реки Свияги два ручья — Морквашка и Морквашинка. Свияжский монастырь. И уходит, уходит, уходит.
Как молодость. Как жизнь.
А впереди, на низком левом берегу, сквозь дымку, или, точнее, сквозь дымы, проглядывает Казань. Казань — это история, но это и белые дома в девять и четырнадцать этажей, старая кирпичная колокольня при последнем издыхании, и новый элеватор, а вдали — стена леса, протока и снова лес, а на фоне леса снова и снова белые дома, между которыми еще много ветхих деревянных построек. И снова лес. Он то отступает, то наступает, на берегу протоки — завалы бревен, плавучие краны, горы песка и щебня, огромная труба в белых и красных кольцах, телевизионная вышка, вонзившаяся в небо, и снова лес, но уже рукотворный, лес труб, высоких и низких, толстых и потоньше, с дымами и без дымов, и вот уже ближе и ближе этот город, бывший цитаделью еще четыре века назад, и уже не только в бинокль видны и мощные стены, и башни, и кремль; у острова Маркиз, точно стадо китов, жмутся черные буксиры.