Заколдованная (отрывок из романа "Дельфино")
Дайте детству созреть в детстве.
Жан-Жак Руссо
А сейчас я направлялся в сторону бакалейной лавки, где меня ждали Дидье и еще несколько ребят - все в полотняных брюках с подтяжками, и восьмиклинках, чем походили на заправских фермеров. Меня встретили гулом из труднопереводимых слов, явно заученных у немецких солдат.
- Они так говорят, будто в рот камней набрали. - здоровался Дидье.
- Это еще что, у нас живет один, руки-крюки, нос кверху, а говорить начнет, уши вянут. Я ему рожи кривлю, когда тот отворачивается, - хохотал Александр, мальчишка, что был ниже всех в нашей компании. - Как-то, раз он меня застал, пришлось несколько часов строить из себя идиота, кататься по полу и заикаться, будто у меня припадок.
- А он что? - спросил Дидье, засунув руки в карманы.
- Бош смеялся как проклятый, еще немного и сам бы упал, так в дверь постучали, и он пошел открывать, а я успел смыться, до того, как он вновь оказался в комнате.
- У меня другое, - заговорил самый старший из нас, рослый детина Огюст, которому мы дали кличку Дюпен[1], так как он вечно сидел в своей комнате, и практически никогда не выходил на улицу, а если и выходил, то ненадолго, повидать друзей и снова к химерам. - Сейчас у нас никто из бошей не живет, а вот раньше, что ни день, так все валом валят. Был один, жирный, как свинья, разговаривал, точно его на забой отправляли, пищал будто баба. И мать часто его переспрашивала, если он с ней заговаривал. Толстяк постоянно что-то жрал, и вот однажды, не подрассчитав кусок, поперхнулся и задохнулся. Солдаты его потом вчетвером из дома выносили.
- И вас не заподозрили? - удивлялся я.
- А что же там заподазривать? - не понимал Огюст. - Был толстяк и нет толстяка. Спрашивали конечно, что да как, а матери все одно, не было ее дома и точка. Отправили человека в комендатуру, да там он и затерялся.
- У меня еще лучше. - подала голос Одет, девчушка, которую все мы считали сумасшедшей, из-за ее предрасположенности ко всякого рода казусам. - Боша-тухляка птички на крышу затащили.
- Что это ты несешь, дурная? - хихикали мальчишки-фермеры.
- А я правду вам говорю. - обиделась юродивая. - Немец сначала застрелился, из пистолета, я вокруг него бегала, и все охала, боялась, а вдруг мама увидит, так он потом встал, и на крышу забрался, и птички все вокруг него вились.
- Лгунья!
- Лгунья!
- Ничего не лгунья. - продолжала стоять на своем Одет. - Комендатура за ним явилась, вся при параде, нарядная, видимо на бал. Заметив кровь, они пошли по следам, как настоящие детективы, я следом, пригибаюсь, будто пытаюсь что-то разглядеть, это я так следы искала, а они все шикают на меня и гонят прочь. Дошли до того, что следы и вовсе пропали. Они тогда на крышу забрались, там все и произошло. Отыскав молчуна, солдаты начали гладить его ружьями, палками, вилами.
- Глупая, у них автоматы.
- Ничего не автоматы. До того тыкали, что молчун рассыпался, ведь и крови то у него не осталось, все из головы вытекло, когда он стрелялся. Сбросили тело на землю, сунули тело в мешок и долой, больше я их не видела.
- Ты и вовсе их не видела, фантазерша. - злобно причитал Огюст. - До скорого, мне нужно идти, адье. - Он исчез, так и не пожав нам рук, забежал за бакалею и испарился.
Я предложил компании отойти от бакалеи, и забиться куда-нибудь в уголок, чтобы боши не приняли нас за заговорщиков, как они часто делали, после чего уводили людей в комендатуру, а иногда даже и ссылали, куда именно я не знаю, но говорят, оттуда больше не возвращаются, все равно, что исчезают бесследно. Огюст и Одет поспешно согласились, вот только уход наш испортила юродивая, пританцовывая в ритме вальса, кружась дорогою, и припевая, на что мы шикали, а она как засмеется, не остановишь. Так мы добрались до насыпи на краю города. Насыпь была сделана из старой мебели, которую изъяли и побросали фрицы для развлечения, а кто тронет ее хоть пальцем, или попытается занести обратно в дом, привязывали к фонарному столбу и оставляли так до самого вечера. Однако через месяц будто успокоились, а горка стоит, по привычке, нетронутая. Здесь то мы и расположились, подобрав под себя ноги, ведь кто будет искать заговорщиков на открытой местности. Первым шептал Огюст:
- Я вот что надумал, - говорил он. - Почему бы нам не сбежать из города? Вчетвером, не считая Александра.
- Глупая затея. - отвечал я, истошно жестикулируя, как это делал по обыкновению мсье Боссэ.
- Скоро у меня вырастут крылышки. - заговорила Одет. - И я смогу перелететь через немецкий кордон. Только маму взять не получится, она боится летать.
- Я завидую твоему воображению, маленькая фея. - по-доброму отвечал Дидье. - Но все-таки, мой товарищ прав, - он пальцем указал на меня. - Это глупая затея, глупее только выйти наружу, минуя отряд по прямой. Боши нас расстреляют - мокрого места не останется.