— Зачем ловите, лучше пустите их на волю, — любуясь птицами, сказал Митя. — От них же польза.
Птицеловы с удивлением посмотрели на него и поторопились скрыться.
Глава четырнадцатая. Без колеса
После возвращения ребят в санаторий разговорам не было конца.
Леня без умолку рассказывал про птичек, которых видели в парке, про то, что знает Митя о деревьях и травах.
Старшие ребята рассказывали о тракторном. Митя жалел, что не пришлось побывать на заводе. Он видел его однажды издали, с самого высокого места в городе, Ленинской площади. Тракторный показался тогда Мите огромным пароходом с высокими-высокими трубами. Белый дым клубился за ним маленькими облачками, как будто судно шло по неведомому морю на всех парах — «полным, вперед!» Рассказывая об экскурсии, ребята поминутно перебивали друг друга.
— У нас уже миллион тракторов!
— Они везде есть: в Европе, Азии.
— Даже в Африке!..
— Представьте, на заводе, как свои, бывают ребята-пионеры.
— Видим, к заводу подходят машины, нагруженные железным ломом…
— И чего только там нет!
— Банки консервные, дырявые кастрюли, какие-то ржавые кровати, ну всякий железный хлам!
— А на машинах — ребята-пионеры. Увидели они нас и спрашивают: — Вы что, на экскурсию? Откуда? Мы им сказали, что мы из санатория. А они свесились через борт и кричат: — Салют! Курортники! А мы — здешние, заводские… Это наш завод. Собрали мы этот лом на свой школьный трактор и хотим подарить его на Первомай нашему подшефному колхозу.
— Богато живут, — заметил Митя, — и завод — свой и колхоз…
— У них связь, — затараторили опять ребята.
— Их пионерские лагеря близко от колхоза и получают от него молоко, творог, сметану и овощи.
— Ребята ходят им помогать, полоть свеклу, подбирать колоски, копать картошку. Дружно живут. И вот насобирали много лома, а рабочие говорят, что для ихнего трактора не хватает металла.
— Они хотят не гусеничный Т-38, а колесный Т-40.
— Им, может, и не хватает-то на одно колесо…
— А что, если им отдать машу «дизовку»[1]? Ту, что стоит за санаторием, возле склада, она ведь старая, вся проржавела и никому не нужна, — предложил Митя.
— Мысль!
— Здорово!
— Сила! — одобрили ребята.
— Но дизовка-то стоит у Анны Тихоновны. А вы знаете, какая она? — многозначительно прищурился Леня. Ребята помрачнели: — Знаем, у Анны Тихоновны не то что дизовку, кусочек ржавой железки не выпросишь.
— А помочь тем, заводским, надо…
— Что делать?
— Айда к Захару Нилычу!
Захар Нилыч по обыкновению сидел в бухгалтерии на втором этаже и крутил ручку какой-то машинки, щелкал на счетах и ставил бесконечные цифры на большом листе с мелкими-мелкими клеточками.
Когда ребята попросили разрешения войти, он линейкой засек место, на котором остановился, и вопросительно вскинул очки с кончика большого ноздреватого носа на просторную лысину…
— Чем могу служить?
Ребята рассказали ему, в чем дело.
— Я ее давно списал, — обрадовался бухгалтер, — хоть бы нашелся добрый человек, да вывез ее отсюда. Только место занимает. Вид портит.
— Те ребята, с завода, — возьмут, им до зарезу надо на колесо….
— Мы сейчас свяжемся с заведующей складом, — оживился Захар Нилыч. Высунув в форточку голову на длинной худой шее с большим кадыком, Захар Нилыч прокричал Анне Тихоновне, возившейся внизу у склада, что наконец можно избавиться от дизовки. Но с ней лучше было «не связываться». Анна Тихоновна даже слушать не стала об этом.
— Вот-вот, — гремела она в ответ железной накладкой и огромным замком. — Вы все готовы списать, все размотать туда-сюда.
— Нам не хватает на одно колесо к трактору, — хором кричали в форточку ребята.
— Обойдется ваш трактор без колеса… Подумаешь! Колесные какие…
— Безобразие! «Сам — не гам, и другому не дам», — возмущался Захар Нилыч. — Я ей сейчас ультиматум предъявлю.
Ребята, заинтересованные, наблюдали. Захар Нилыч снова высунулся в форточку и грозно крикнул:
— Если вы не отдадите дизовку добром, я у вас внезапную ревизию сделаю, весь железный хлам изыму. Помещение склада под «госпиталь» отдам, а вас — ликвидирую как класс!
Он победоносно взглянул на ребят. Те смотрели на него восторженно.
— Ах вот как? — выкрикнула Анна Тихоновна. — Ревизию делать? Государственное имущество разбазаривать? Не допущу! Я здесь двадцать лет работаю… Пережила двенадцать директоров! Десять бухгалтеров! Пятнадцать завхозов! Двадцать поваров! Сотни шоферов! Все — жулики, пьяницы, воры! А у меня хотя бы порошинка пропала.