Строгие корпуса новых домов, один за другим тоже спускаются вниз, в «Студенки», вытесняя мелкие слепые домишки из старого камня с грязно-серыми соломенными и дощатыми крышами. Среди них неуютно доживает свой век старая студеновская церковь со своей колокольней и, вероятно, старым, престарым пастырем. А в голубовато-молочной дали просматриваются ажурные конструкции подъемных кранов, корпуса и высокие трубы металлургического завода «Свободный сокол». Верхний парк террасами-аллеями спускается к этому бурому лугу с прогалинами зеленой воды. Кое-где на кочках молодая поросль черной ольхи и острые перья нового камыша и осоки. Недалеко от беседки находится место добычи целебной грязи. Ребята видят работающих там людей в высоких резиновых сапогах и непромокаемых комбинезонах. Они подают грязь в кузов автомашины. Ребятам очень хочется подойти поближе, но Екатерина Павловна не пускает.
— Смотрите отсюда, а то еще засосет где-нибудь…
Автомашина с грязью выбирается на берег. В глубокие следы от шин тотчас набирается ржавая вода. Топко. Девочки принялись собирать букеты ярко-желтой калужницы. Она буйно растет по сырому низкому берегу луга. Особенно много ее в ложбинке за беседкой.
— Не дарите мне этих цветов, — протестовала Екатерина Павловна, когда ребята протягивали ей букетики, — я не люблю желтый цвет.
— Почему? — спросили девочки.
Екатерина Павловна поправила «шляпку» и со вздохом ответила:
— Потому что желтый цвет — измена…
— Оторвемся! Надоело! — шепнул Фредик Валерочке, и они незаметно ускользнули в густой ольховник на берегу, возле парка.
— Нам изменили, — мрачно сказал Фредик.
— Да, — эхом отозвался Валера, — она все время идет с ним, и за руку, а на нас не обращает никакого внимания.
В ольховнике было темно. Под ногами — сыро. В сердцах — обида.
— Давай отомстим напоследок. Все равно скоро всему конец, уезжать, — предложил Фредик.
— Давай, — оживился Валера. — Знаешь что, нарвем ей по букету этой желтой калужницы и подарим «со значением».
— Это еще с каким?
— Ну ты же слышал, что сказала Екатерина Павловна: «желтый цвет — измена».
— Давай.
Они выбрались из ольховника, и тут же, у самого края дороги, принялись рвать цветы.
Валера в меланхоличном настроении срывал по одному цветку, складывая их в красивый букет и глубоко вздыхая.
Фредик захватывал цветы пятерней, рвал их с треском и громко сопел. Скоро его ладони сделались желто-зелеными и нос — тоже.
Не замечая «страдальцев», прямо на них шли Митя и Ляля, держась за руки. Ляля, как всегда, что-то болтала, а Митя, улыбаясь, слушал ее.
— Парочка, кулик да гагарочка! — крикнул Фредик.
Ляля и Митя остановились. Валера изящно склонился перед Лялей и поднес ей букет.
— Со значением…
Ляля с нарочитой развязностью приняла цветы и понюхала. Носик ее немедленно пожелтел.
Фредик вылез из ложбины и сунул Ляле в руки целую охапку.
— Вот тебе — воз измены, бери да помни… и уходи, не то — стукну…
Ляля бросила цветы и спряталась за Митю.
— Митя! Валера! Фредик! Ляля! Где вы? Идите сюда, — надрывались в два голоса воспитательница И Марксида.
— Ладно, после поговорим, — угрожающе буркнул Фредик и, проходя мимо Мити, намеренно двинул его плечом. Митя качнулся, но устоял и дороги не уступил.
Все четверо с равнодушным видом, как ни в чем не бывало, подошли к беседке.
Глава тридцать седьмая. Провалились сквозь землю
Ребята сидели на скамейках вокруг Екатерины Павловны, устроившейся на своем раскладном стульчике.
— А почему этот луг называется «пруд» и еще «Петровский»? — допытывался Леня.
— Потому что на месте этого луга по приказу Петра I рабочие люди выкопали глубокий водоем и отделили его от реки Воронеж каменной дамбой. Мы с вами ее видели, когда ходили на прогулку.
— А зачем?
— Для чего?
— А почему? — посыпались вопросы со всех сторон.
— Чтобы здесь, на берегах этого пруда, заложить верфи и построить военный флот, необходимый Петру для второго похода на Азов.
— А почему для второго? — опять спросил Леня.
— Потому что первый поход был неудачным.
И Екатерина Павловна подробно рассказала ребятам историю этих двух походов.
— …В дни кипучей работы на верфях, в кузницах, плавильнях Петр обнаружил там, где только что прошли мы с вами, целебный источник с железистой водой. Он пил эту воду и купался в ней. Так Петр I положил начало нашему Липецкому курорту. Но самую большую и добрую славу курорт получил за свои целебные грязи. На дне пруда скопились тысячи тонн целебного ила.