— Я сделал себе длинный-предлинный бич. Хожу по двору, щелкаю. Ленку заставлял мычать или хрюкать и загонял в палисадник. Это я репетировал, как буду пасти. Каждый день спрашивал у бабушки, сшила она мне торбу или нет. А она все: «Погоди да погоди, вот сошью!» В школе я сказал, что уезжаю в деревню и буду пастухом. И попросил из нашей школьной художественной самодеятельности одолжить мне на время лапти с онучами. Они мне дали. Правда, они были на меня велики, оденешь — как в корзинках, и веревки по полу тянутся, но ничего, хорошая обувь.
Митя засмеялся. Валера тоже.
— А бабушка все ворчит: «И что это за ребенок такой, ему все равно, хоть волк траву поешь», и все у меня допытывается: «Ты почему не просишь прошенья у дедушки, упрямый мальчик?» Я молчал. Разве я мог признаться, что дедушкино наказание — для меня большое счастье. И я до смерти боюсь, чтобы он меня не простил… А когда из Берлина вернулась мама, они все трое два часа читали мне «мораль». А на другой день пригласили репетитора, француженку, англичанку… Учиться пришлось еще больше. И ни в какие пастухи меня не отдали, обманули…
Митя слушал Валерочку, почти не прерывая. Он смотрел на него так, как взрослые смотрят на детей, хотя был старше его только на один год.
— Сразу видно, что вы городские люди, — сказал Митя. — И дедушка твой давно не жил в деревне. А мой дедушка покойный был пастухом в старое время, еще при царе. Он нам рассказывал про свою жизнь. Он был самым бедным человеком в деревне и не имел даже своей избы. И вот, когда он пас чужой скот, то каждый вечер шел ужинать вместе с подпаском к новому хозяину. Кормились и ночевали по дворам. И, конечно, ели то, что им давали, а спали, где придется, где укажут; на полу, в сенях, под навесом во дворе.
— Подпаски, это что значит? — прервал его Валера.
— Ну, маленькие пастушки, они гнали стадо и бегали за коровами наравне с собаками. Где уж там кузнечиков да бабочек ловить. Дедушка рассказывал, что пасти было очень трудно. Одни луга были казенные, другие — господские, богатеев разных. И смотреть надо было, чтобы стадо в чужие хлеба или бахчи не забрело… За потраву пастух обязан был уплатить хозяину поля. А поля были не такие, как теперь — широкие, бескрайние. А узенькие полосочки и сколько полосочек — столько хозяев. Того и гляди беда! И от волков стеречь надо… Один раз дедушку моего чуть не убил хозяин коровы за то, что его животина объелась какой-то вредной травы и сдохла Дедушка целый год выплачивал ему долг за корову, год работал на него… И ходили пастухи в лаптях потому, что лапти не стоили им ни гроша, только труды: надрать лыка и сплести. Конечно, в сухую погоду — в них хорошо. А в дожди, грязь — плохо, онучи промокнут насквозь. А на лапти налипнет по пуду жирной грязи. Ног не вытащишь…
Валера все сильнее сжимал Митину руку. Все это он слышал впервые.
— А насчет учебы, — продолжал Митя, — так ведь теперь в деревне, как и в городе… все ребята учатся. И мы проходим английский, французский, немецкий с пятого класса. Одни ребята кончают восьмилетку, а другие учатся и одиннадцать лет. Разве колхоз доверит своих коров неграмотному человеку!.. Теперь на пастуха «надо специально учиться, курсы кончать. Лапти и у нас найдешь только в самодеятельности. А наши колхозные пастухи ходят в крепкой кожаной обуви. И стадо гоняют на велосипедах…
— На велосипедах?! — удивился Валерочка.
— Да, друг. Отстали вы от жизни, — вздохнул Митя.
Увлеченные беседой, они не заметили появления второго «призрака». Он так же, как и первый, направился к Митиной кровати, но увидев, что место занято, спрятался за дверь.
— Я мечтаю купить себе велосипед, — задумчиво произнес Митя. — И суставы хорошо на нем разрабатываются, и пасти ловчее. На больных ногах не угонишься за стадом… А теперь вот не знаю, как будем жить? Снова повредил сустав…
Валерочка виновато опустил голову.
— Ты иди, — сказал Митя, — Фредик проснется, увидит, что тебя нет, и пойдет искать.
— Ах, он мне надоел, — досадливо отмахнулся Валерочка, — всегда бегает за мной по пятам.
— Так вы же товарищи…
— Ну какой он мне товарищ? — запротестовал Валерочка. — Разве так настоящие товарищи поступают?
— А что?
— А то… Он меня потащил, в болото, я первый уцепился за кочку, так он мне не помог вылезти из ямы, а оттолкнул и ухватился сам… Я с ним посылками делился, как с другом, он у меня наодалживал «до завтра» три рубля пятьдесят копеек, порвал мои модные штаны. Ну штаны ладно, но Фредик — хам, свинья… Я уеду и даже не оставлю ему своего адреса…
Дверь тихонько скрипнула… Ребятам почудилось, будто кто-то хотел войти, затем раздумал и не решился. Они прислушались. Тихо — значит, показалось…