— Не надо мужчину ни о чем спрашивать, он сам о себе все расскажет. Мужчины как мальчишки, жуткие хвастуны, — и заливалась продолжительным смехом.
Позднее она говорила и похлеще:
— Он был дикарь (имелся в виду я — она уже подтрунивала не только над собой), жил как бродяга, был неухоженный, изможденный, с чернильным лицом, в каком-то доисторическом пиджачке — стало жалко его, привела к себе, отмыла, откормила… Целый год приучала мыть руки перед едой и ноги перед сном, и есть, не чавкая, и лежать на тахте, не раскорячившись…
Дальше она, бесстыдным образом, говорила еще что-то в том смысле, будто нашла меня на помойке, и при этом хохотала от всей души.
Но эти издержки семейной жизни начались позднее, а в день знакомства я подумал: «Вот это женщина, я понимаю! Она для меня», и решил приударить за ней. Приударял весь вечер (мы гуляли у моего друга, жена которого выступала в роли свахи): подливал вино, подкладывал закуски (это у нее вызывало бурный протест: «От одного взгляда на еду я падаю в обморок, — говорила. — Я ем как птичка», — и смеялась). Я приглашал ее танцевать, хвалил ее розовый бантик (она призналась — «обожаю розовый цвет»), называл «ароматной женщиной» (она любила лосьоны, духи, туалетную воду); говорил, что она в моем вкусе… Она возбуждающе смеялась и тоже высказалась в том смысле, что я ее тип мужчины. Известное дело — для женщины мужчина значителен не тем, чем значителен для всех, а тем, как относится к ней, и его слова не менее важны, чем его поступки. Под конец вечера я шепнул весельчуне:
— Давайте убежим отсюда ко мне.
Она вскинула глаза:
— Вы что дурной? Зачем так спешить? Да и жалко разрушать компанию, — и дальше, широко улыбаясь, цокая языком: — Поухаживайте за мной хотя бы несколько дней. За красивой женщиной надо и ухаживать красиво. (Ничего себе мнение о себе!) Пригласите меня в театр. Я привыкну к вам и тогда… — она вытаращила глаза и многообещающе заключила: — Для нас счастье начнется в июле (дело было в конце июня и чего она тянула, я никак не мог взять в толк. Оказалось — у нее начинался отпуск в июле).
Короче, на следующий день она потащила меня в кинотеатр, потом еще на какую-то выставку — дня три-четыре устраивала «культпоходы», при этом без умолку рассказывала о себе — как на работе налаживает сотрудничество кого-то с кем-то, добивается поддержки кого-то чего-то, какая она жалостливая, как ей всех жалко (действительно, раздавала деньги нищим, на страшных сценах в кино зажмуривалась), что верит в чудеса и приметы, любит сказки, детей, животных — и, напевая веселые мотивчики, и так и сяк поворачивалась, показывая роскошные бедра и грудь. Разогрела меня черт-те до чего (мне уже снились эротические сцены), наконец как-то вечером вцепилась в мою руку и со сладким ужасом выдохнула:
— Поедемте ко мне.
Целую неделю мы, одурманенные любовью, яростно занимались сексом. Поражаясь моей активности, она смеялась:
— Это балдеж! Ты хорошо сохранился для своего возраста.
Ее драгоценные слова я воспринимал всерьез — в выходные дни мы вообще не вылезали из постели. Вернее вылезали только перекусить, и однажды, когда устали от любви, съездили ко мне за вещами. Перед этим я в приличной форме предложил ей пожениться. Она согласилась с легким смешком.
— Будущее будет таким, каким мы захотим. А жить будем у меня, так удобней, — это она пропела, как куплет песни (у нее голос необыкновенной красоты).
— А в своих комнатах устрою мастерскую, — вставил я (я постоянно думаю о работе — этого у меня не отнимешь).
— Ты что дурной? — откликнулась моя невеста. — Твои комнаты сдадим, так целесообразней, — и засмеявшись, — счастливый брак — это кропотливое продуманное творчество, — и дальше для доходчивости увеселяюще, развила свой взбадривающий проект, — накопим денег, отдохнем у моря, позагораем, накупается вдоволь, — ее смех становился все более освежающим, как морской ветерок.
Вот она непредсказуемость в любви! С невинным весельем, как бы забавляясь, она сразу взяла инициативу в свои руки и, распевая песенки, выращивала наши отношения по четкому сценарию, не считаясь с моими привычками и планами. Но, странное дело, я упрямый, твердый, невольно ей уступал (вот оно чародейство любви!). Она «переделывала» меня ненавязчиво: