Выбрать главу

— Пойдемте в тир, потом в комнату смеха? — предложил он.

— Нет, пойдемте, как решили, на карусели, — сказала Ольга.

Я посмотрел на нее с благодарностью и помчался к площадке с маленькими бесплатными каруселями.

Накатавшись на каруселях, мы двинули в зону отдыха играть в прятки. Первому водить выпало мне, но когда я досчитал до десяти, ко мне подошел Вовка и сказал:

— Не считай! Они все равно убежали.

— Как убежали? — не понял я.

— А так. Убежали от нас, и все.

Я не поверил и стал носиться от куста к кусту, но Ольги с Валерием и в самом деле нигде не было. Сели мы с Вовкой на скамейку, стали их ждать. Прошло с полчаса, пока они появились. Ольга подбежала первая.

— Ты где была? — грозно выдали мы с Вовкой одновременно.

— В беседке.

— Ты была с ним в беседке? — ужаснулся я.

— Да. Ну и что? — удивилась Ольга. — Мы там спрятались, а ты не идешь и не идешь.

В этот момент подошел Валерий.

— Здорово мы спрятались от тебя?

Не дожидаясь моего ответа, он посмотрел на заходящее солнце.

— Может, пора по домам?

Всю дорогу я кусал губы от злости.

Проводив Ольгу до дома, Валерий наклонился к ней и что-то шепнул.

— Договариваются идти в кино, — тихо подал голос Вовка.

— Ну уж дудки! — процедил я.

Мы с Вовкой решили их выследить: попрощались, для видимости разбежались по домам, но через несколько минут встретились снова, прокрались в сад за Ольгиным домом и притаились в кустах. Было тихо, и в саду стояла вечерняя стеклянная прозрачность.

Прошло полчаса, потом час, но Валерий все не приходил. У нас стали затекать ноги, как вдруг на крыльце появилась Ольга. Она накинула темный платок и направилась в нашу сторону. Мы с Вовкой прижались друг к другу и замерли, но, не доходя до нас нескольких шагов, Ольга свернула в сторону и подошла к скамейке. На скамейке сидел… Валерий. Каким образом он бесшумно пробрался в сад, осталось для нас загадкой. Она села рядом с ним, и они зашептались. Темнело, их силуэты терялись на фоне листвы, но все же я отчетливо видел, как он пододвинулся к ней и стал гладить ее шею. А потом вдруг она поцеловала его.

Они сидели до тех пор, пока откуда-то не донеслись позывные радио и диктор объявил время: «Десять часов пятнадцать минут», — тогда она встала со скамейки и исчезла в доме.

На другой день мы с Вовкой сидели на углу нашей улицы и молча смотрели на работу сапожника дяди Коли. Вдруг подошла Ольга и, совсем как обычно, без тени смущения, сказала:

— Здравствуйте!

— Мы все о тебе знаем! — сразу ошарашил ее Вовка.

— Что? — с наигранной невинностью она вскинула глаза, но тут же покраснела. — Я ничего такого не сделала.

— Не ври! — почти крикнул я.

— Ты с ним целовалась! — бухнул Вовка и усмехнулся.

Ольга покраснела еще больше, и от волнения у нее задрожал подбородок.

— Не ругайте меня! — взмолилась она. — Я уже в десять была дома.

— В начале одиннадцатого! — внес я существенную поправку и посмотрел на нее с яростью; я был взвинчен до предела.

— Ну может, в начале одиннадцатого, — Ольга пожала плечами. — Не придирайтесь!

— Ты предательница! — сказал Вовка и, поднявшись, пошел по улице.

— Никакая я не предательница… — растерянно проговорила Ольга. — Не предательница я…

— Предательница! — твердо повторил я и пошел за Вовкой.

Я шел медленно и ни разу не обернулся до самого конца улицы, хотя все время чувствовал на спине ее взгляд.

Брось горевать, мальчуган!

Вовка Вермишелев был черноволосый, с круглыми, как пуговицы, глазами и такой низкорослый, что на одноклассников смотрел снизу вверх. Маленький рост не отразился на Вовкином характере: он был приветливым и дружелюбным, в отличие от большинства ущербных людей. Кстати, мы с Вовкой оба страдали из-за роста: я рос так, точно меня тянули за уши, и при этом был страшно худым, а Вовку и в десять, и в двенадцать лет принимали за первоклассника.

Мы с Вовкой подружились после знаменательного футбольного матча, но прежде чем о нем рассказывать, необходимо сделать пояснение. Футбол для нас был великой игрой, почти божеством — таким, как Джульетта для Ромео или как Маркс для глубокопартийных людей; мы шли на стадион, как на праздник и прекрасно разбирались в тонкостях игры. И сами играли довольно прилично, причем вдвоем-втроем могли играть с восьми утра до восьми вечера, а позднее, с приходом новых игроков, делились на две команды (одна — в рубашках и трусах, другая — только в трусах), обозначали на улице ворота (камнями) и гоняли мяч до темноты, пока счет не доходил до астрономических цифр (45:50 или 60:72).