Кстати, на той остановке никакого моста не было — так называлось место, где запланировали построить подвесной настил через топкую низину, но так и не построили и горожане пересекали трясину по камням, так что название воспринималось насмешкой. Особенно слово «цепной».
Старая развалина
Одно время я ужасно хотел разбогатеть: и во сне, и наяву мне мерещились несметные сокровища. Не помню, с чего началось. Вроде бы я начитался книг о пиратах, но скорее — из-за постоянной нужды в нашей семье; так или иначе, но целыми днями я искал клады: лазил по подвалам и чердакам, раскапывал каждое возвышение, каждый подозрительный холм, копал с утра до вечера, точно обезумевший крот, и, естественно, попортил немало земельных гряд, садовых участков, клумб (после чего Кириллиха окрестила меня «бандитом»), но все мои поиски были тщетны. Казалось бы, это охладит любой пыл, но я настолько верил в конечную победу, что поражения только подстегивали меня. Кроме предполагаемых близлежащих кладов, я уже намечал прибрать к рукам и более отдаленные — рассматривал географические карты, намереваясь посетить некоторые острова.
Многие возмущались моей деятельностью (не говоря уж о Кириллихе — та даже писала в милицию), кое-кто ядовито смеялся, но это меня не останавливало. Я был убежден — рано или поздно сказочно разбогатею. Больше того, даже знал, на что потрачу богатство. Оставалось только его найти.
Иногда я так отчетливо видел россыпи драгоценных камней в своих сундуках, что чувствовал головокружение; в такие минуты воображение уводило меня в мир роскоши, где я жил на широкую ногу, припеваючи, без всяких забот. Тогда я представлял раскаяние своих насмешников и видел их глаза, полные зависти и алчного блеска.
Разумеется, я надеялся, что вместе с богатством ко мне придут слава и власть (что, собственно, в порядке вещей). Поэтому часто воображал себя благодетелем, щедро одаривающим друзей и знакомых, а в ряде случаев и совсем незнакомых людей, если налицо было их восхищение мною, или хотя бы признание моих заслуг, или, на худой конец, просто симпатия. Крайне редко, но все же видел себя снисходительным миротворцем, прощающим своих врагов — не всех, конечно, а тех, у которых степень вины передо мной не превышала определенной нормы.
В то время каждая валявшаяся безделушка мне казалась потерянной драгоценностью, особенно если эта безделушка блестела. Почему-то я думал, что все ценности непременно должны сверкать. Но здесь я делал некоторые отступления и иногда собирал на вид малоприметные вещи, в расчете на то, что со временем они могут представлять ценность: медные гвозди, латунную окантовку, свинцовые трубки, олово, пробки, фольгу. Все эти вещи я носил с собой, в карманах; в карманах же держал и руки.
Мои сверстники тоже ходили, засунув руки в карманы, но просто из желания казаться взрослыми и независимыми, я же так ходил только для того, чтобы ежеминутно ощущать свои сокровища. Я с удовольствием и спал бы с ними, но они впивались в бока.
Каждый раз, увидев меня с оттопыренными карманами, мать грозилась зашить их и мне приходилось уговаривать ее не делать этого. Бывало, карманы не выдерживали тяжестей, рвались, и я терял что-нибудь из драгоценностей, и каждый раз такую потерю воспринимал как катастрофу. Странно, но через два-три года все эти потери мне уже казались чепухой — такой поворот приободрял меня в дальнейшем и несколько приободряет теперь, поскольку я и сейчас кое-что теряю. Правда, теперешние потери несоразмерны с теми, мальчишескими.
К двенадцати годам я перестал копать землю, но не потому, что отчаялся найти клад, а потому что узнал более разумный и вполне доступный способ разбогатеть — получить наследство. С этой целью начал перебирать в памяти всех родичей, взвешивать их возраст и оценивать состояние, но, изучив все родословное дерево, с горечью понял, что здесь мне рассчитывать не на что.
Тогда я засел за теоретическую разработку вопроса о богатстве и довольно скоро открыл еще несколько способов сколотить капитал. Кажется, в то время я сделал эти открытия одним из первых, но тем не менее их не замалчивал, а наоборот, постоянно афишировал и делился ими с каждым встречным.