В шесть часов утра "тысяча" с победным кличем ворвалась в ворота. На главной улице города палермцы вывешивали красно-бело-зеленые флаги, валили фонари и сторожевые будки, тащили матрацы, кровати и возводили всюду баррикады. Уже пели на улицах гарибальдийский гимн:
Долой, уходи из Италии нашей,
Ступай, чужестранец, откуда пришел!
Гарибальди со своими бойцами завладел дворцом архиепископа, потом зданием суда. Здесь он решил сделать свой штаб, и Лючия со своими бумагами тотчас же расположилась в одной из комнат.
Все были в азарте от своего успеха, все бурно радовались победе, а девушка хоть и принимала участие в этом общем ликовании, но на сердце у нее было тяжело. Вот они в Палермо, они победители, а того, о ком она все время думала, нет. По ее просьбе, Агюйяр узнавал, не появились ли Монти и Пучеглаз, нет ли хотя бы каких-нибудь слухов о них. Но никто их не видел и ничего о них не слышал.
Лючия сидела понурившись, грызя карандаш и глядя в окно, под которым уже развевался бело-зелено-красный флаг, когда в комнату вошел Гарибальди. Его длинные волосы разметались по плечам, глаза искрились, в руке он держал револьвер.
- Пиши, - сказал он Лючии. - Я продиктую тебе то, что я хочу сказать сицилийцам.
Лючия взяла карандаш и приготовилась писать, но глаз не могла оторвать от Гарибальди, так хорош он был в эту минуту.
- "Сицилийцы, - начал Гарибальди, - диктатор, генерал Гарибальди, именем его величества Виктора-Эммануила, короля Италии, вступил сегодня утром, двадцать седьмого мая, в Палермо и занял весь город. Все коммуны острова призываются к оружию и должны поспешить в столицу, чтобы упрочить нашу победу. Дано в Палермо, 27 мая 1860 года".
Лючия опустила карандаш.
- А вы окончательно уверены в победе? - посмела она спросить. - Ведь у бурбонцев арсенал, девять фрегатов, артиллерия. Сам Ланца еще здесь, он еще сидит в королевском дворце.
- Ланца недолго там просидит, - сказал Гарибальди. - Народ выкинет его оттуда.
Гарибальди оказался прав: королевский командующий генерал Ланца, у которого были корабли, арсенал, артиллерия, солдаты, так растерялся из-за неожиданного поражения, что даже и не думал выбивать гарибальдийцев из Палермо. Он засел во дворце и оттуда пытался связаться с Неаполем, где находился Франциск Бурбон: Ланца непременно хотел получить от короля инструкции, что ему делать дальше.
В самом городе отдельные кучки бурбонских солдат еще схватывались с гарибальдийцами, но главные районы и здания были уже в руках волонтеров.
Выстрелы мешались с песнями, смех - с криками боли и страха. Все было так же, как во всех освобожденных от тирании городах. Вдруг кто-то крикнул, что в форту Кастелламаре заперты лучшие люди Сицилии, что там уже давно томятся патриоты, которых арестовали Сальцано и Манискалько.
- В форт! Освободим патриотов! - загорелись гарибальдийцы.
Несколько человек сразу устремились к форту. По дороге к ним присоединялись еще и еще люди - всем хотелось принять участие в благородном деле. У форта Кастелламаре собралась огромная толпа.
- Свободу патриотам! Долой замки и решетки! Долой навсегда Бурбонов! - кричали осаждающие.
Перепуганный гарнизон отступил. Гарибальдийцы и их добровольные помощники принялись таранить какой-то железной кувалдой ворота форта, сбивать ружейными прикладами замки. Но ворота были крепостные - железные, непробойные, в железных же шипах. По ним били, а они отзывались только глухим звоном и никак не поддавались. Чем труднее было их пробить или сорвать с петель, тем все больше входил в азарт собравшийся народ.
- Потерпите, братья! Скоро вы будете на свободе, друзья! Мы пришли вас освободить! Свобода! Свобода! - кричали из толпы, как будто узники сквозь стены могли услышать эти ободряющие, дружеские голоса.
Вдруг послышались выстрелы, и два или три человека, возившиеся с замками, упали. Из-за угла форта появились бурбонские солдаты, которых вел статный офицер с красивым и характерным лицом. В левой руке офицер держал револьвер и беспрерывно стрелял в толпу у тюрьмы, выбирая гарибальдийцев, заметных по своим красным рубашкам.
- Вперед! Разогнать этот сброд! - скомандовал он.
Солдаты бросились на атакующих. Завязался бой. Кое-кто из жителей, не выдержав схватки, побежал. Между тем одному из гарибальдийцев удалось пробить замок на воротах, и они вдруг распахнулись. Атакующие и бурбонцы хлынули во двор форта. Одни старались пробиться внутрь здания, к камерам, чтобы выпустить заключенных, другие - помешать в этом деле. Бурбонский офицер продолжал стрелять, по-прежнему выбирая свои жертвы среди красных рубашек.
Но вот атакующие пробились внутрь казематов. Схватка докатилась до узких каменных коридоров. Теперь бились у самых дверей камер, у каждого замка. Весь форт уже знал, что пришли освободители и теперь сражаются с бурбонцами за свободу узников. Из-за дверей казематов неслись подбадривающие гарибальдийцев крики:
- Бей бурбонцев! Долой тиранов!
- Скорее сбейте замки, мы будем сражаться вместе с вами!
- Долой Франциска!
- Да здравствует Гарибальди, наш освободитель!
В то время, как в Кастелламаре шел бой, на другом конце Палермо, в здание суда, где обосновался штаб Гарибальди, вбежал задыхающийся, растрепанный мальчуган с лохматой собакой на ремне.
- Генерал Галубардо здесь? - еле дыша от быстрого бега, обратился он к часовому.
Тот подозрительно на него покосился:
- А тебе он зачем?
- Нужен, - кратко отвечал мальчуган. - Ну, так здесь он? Да говори скорей, а то время идет!
- А тебе что, очень некогда, полента подгорит? - насмешливо справился часовой.
- О, мул несчастный! - с сердцем выговорил мальчуган и вдруг молнией, как ящерица, проскользнул у часового под рукой и кинулся вместе со своей собакой к лестнице.
- Стой! Стрелять буду! - завопил часовой.
- Стреляй! - сердито отозвался мальчишка. - Стреляй, Марио, если ты так глуп, что не узнаешь своих! - И с этими словами мальчишка и собака исчезли за поворотом лестницы.
Часовой Марио растерянно глядел наверх.
- Гм, видать, парень правду сказал... Кажется, и впрямь я видел его где-то. Никак, у Вито, а может, и в Парко. И собаку его видел, клянусь святым Джузеппе! Но куда это его несет? И зачем ему так срочно понадобился генерал?
А мальчишка уже бежал по верхней галерее суда, понукая собаку:
- Ищи, Ирсуто, ищи, миленький! Генерала ищи, понимаешь? Генерала Галубардо. Скорее, скорее, Ирсуто!
Ирсуто, словно понимая волнение хозяина, яростно тянул его в глубь коридора. Но вот пес остановился у закрытой двери, оглянулся на Луку и засопел.
- Здесь? Галубардо здесь? - Лука перевел дыхание и осторожно постучал.
- Войдите! - отозвался женский голос.
- Ох, Ирсуто, ты ошибся! - с упреком сказал Лука, но все-таки толкнул дверь. Ирсуто бросился в комнату, увлекая за собой мальчика.
Одним прыжком Лохматый перемахнул комнату и облапил юношу, сидевшего у стола спиной к двери. От неожиданности тот выронил бутылку чернил, которую держал в руках, и грязно-белая шерсть Ирсуто вмиг окрасилась в великолепный черный цвет. Однако ни Ирсуто, ни юношу это не остановило, и на глазах пораженного Луки они продолжали жарко обниматься.
- Ирсуто, собачка, как я рада! Лука, как хорошо, что ты здесь! А я уже так тревожилась! - лепетал юноша, уже вымазанный с ног до головы чернилами не меньше, чем Лохматый.
- Ох, да это ты, Лючия! - наконец-то узнал Лука и схватил ее за руку. - Где Галубардо? Он мне очень нужен! И чем скорее, тем лучше!
- Уехал с офицерами в порт, - отвечала Лючия и тотчас же затормошила мальчика: - Где ты пропадал? Не знаешь ли чего о синьоре Алессандро? Я прямо извелась - ведь ни о нем, ни о Пучеглазе с Монти до сих пор нет никаких известий. А где твой синьор Леоне? - спросила она наконец.