Не успела Магди рот открыть, как зазвонил телефон. Я взял трубку.
— Слушаю! Квартира Кормошей, — сказал я как полагается.
— Если вы Кормоши, вызовите трубочиста![2] — сострили на другом конце провода.
Я узнал голос брата и бросил трубку. Опять позвонили. Конечно, это был брат. Но на этот раз он не дурачился, а говорил быстро-быстро, захлебываясь. С ним так бывает, когда он волнуется.
— Ой, Чаба, не клади трубку, я больше не буду про трубочиста, только и ты не говори «квартира Кормошей», а то я не удержусь и все-таки скажу… Слушай, важное дело! Я звоню тебе уже второй раз — это два форинта! Ты мне отдашь два форинта?
— Еще чего! Мне-то не важно!
— Как это не важно! Ведь Магди Някаш твоя одноклассница, так? Она теперь будет у нас звеньевой.
— У кого у вас?
— У нас, «маленьких барабанщиков»![3]
— Ну, и что?
— Сейчас она идет к нам. Смотри не впускай ее! Это самое главное.
Вот так штука! Я знаком подозвал Магди к телефону, показал, чтобы и она прислонила к трубке ухо. Сначала ничего не вышло. Магди носит очки, я тоже. Наши головы мешали друг другу. Но потом мы все же как-то приладились.
— Повтори, что ты сказал! — попросил я брата.
И он громко повторил:
— Магди стала у нас звеньевой. Сейчас она позвонит, но ты ее не впускай!
Магди вспыхнула и бросилась было вон, но я удержал ее за руку и продолжал допытываться:
— А почему не впускать?
— Она воспитывать будет…
— Тебе не помешает!
— Так она не меня воспитывать хочет, а тебя!
Я поглядел на Магди, ее глаза как-то странно косили. Хотя, может быть, мне просто показалось: ведь наши очки были совсем рядом.
— С чего бы ей меня воспитывать? — не отставал я. — Она же не моя звеньевая.
— Да я, понимаешь, сказал на сборе звена, что ты для меня пример во всем. И раз ты не чистишь свои туфли, так и я не чищу…
Я опять бросил трубку. И сразу накинулся на Магди:
— Ты что, не знаешь, чем звено свое занять? Интересней моих туфель ничего не придумала?
Магди была оскорблена не меньше, чем я. Ничего не скажешь, Малыш сработал удачно, сразу на два фронта.
— Мне твои туфли совсем не интересны. У нас другая тема была. Кто что делает дома. Я велела им всем нарисовать про это картинку. Но картинка твоего братца — это просто позор!
— А что он такое нарисовал? Гадость какую-нибудь? Вот я его взгрею!
— А разве это не гадость — то, что здесь нарисовано?
— А ну, покажи! И растолкуй же наконец, что тут?
— Вот, смотри: это твоя мама. Она стряпает.
— Мама?! — И я расхохотался во все горло. Между прочим, Магди считает, что я очень некрасиво смеюсь: у тебя, говорит, не смех, а какое-то ржание. — Да наша мама вообще не умеет стряпать. И в мясе ничего не понимает, говядину от свинины отличить не может. Только курицу узнает. Но если на прилавке и утка окажется, мама теряется.
— А кто же тогда у вас умеет готовить? — строго спросила Магди.
— Все. Кроме мамы.
— Кто готовит лучше всех?
— Дедушка.
Магди чуть не разревелась. Решила, что я над ней подтруниваю. Но все-таки удержалась, проглотила слезы и опять стала показывать рисунок.
— Вот твоя бабушка.
— Не похожа. Ну, это неважно. А почему она в ракете сидит?
— Это не ракета, а корыто. Бабушка, видишь, стирает. Одна всю семью обстирывает.
— Вот так корыто! Такое разве что в музее увидишь… Прямо археологическая находка. У нас стиральная машина, с программным управлением.
— Может, скажешь, что и стиркой твой дедушка занимается?! — сверкнула глазами Магди.
Но я смотрел на нее совершенно безмятежно — я же понимаю: разобраться в нашей семейке не так-то просто. Поэтому я терпеливо принялся объяснять:
— Нет, дедушка у нас не стирает, он, понимаешь, не умеет управляться с программой. Так что сперва стирал папа. Потом мы с ним поменялись. Теперь я стираю, а он пылесосит. Хотя, кажется, они с Малышом поменялись. И тогда, значит, папа относит в магазин пустые банки-бутылки.
— Вернемся лучше к рисунку, — сказала Магди; видно было, что она совсем сбита с толку. — Я, собственно, о нем и пришла поговорить с тобой. Некрасиво же получается!..
— Что некрасиво?
— То, в чем признался Малыш этим своим рисунком. Видишь, получается так, что четверо мужчин — твой дедушка, папа, Малыш и ты — сидят себе и читают, а…