Миколай Жвирский с иронической улыбкой махнул рукой.
- Тогда есть еще надежда.
С минуту он молча вглядывался в лицо взволнованного брата, затем, отступив на шаг, тряхнул головой, как бы сдерживая собственное волнение, и вдруг широко раскинул руки.
- Брат! - воскликнул он.- Забудем прошлое.
- Миколай! - со слезами на глазах ответил граф и бросился в его объятия.
Долго обнимались братья, нежно и сердечно. Впервые сердца их бились родственным чувством, и строптивые души слились в братском согласии.
- Зыгмунт!
- Миколай! - воскликнули они одновременно и вновь заключили друг друга в сердечные объятия.
А старый слуга, который до этого держался в стороне, на вид холодный и равнодушный, вдруг начал обеими руками утирать слезы и, подбежав к примирившимся братьям, растроганный, обнимал их колени.
- Слава богу! Слава богу! - шептал он с глубоким благоговением. И, подняв на графа глаза, сказал дрожащим от волнения голосом:
- Простите меня, ясновельможный пан, я слишком сурово осуждал вас.
И тут растворилась потайная дверь, и на пороге, словно небесное видение, посланное, чтобы скрепить братский союз, словно ангел-хранитель благородной семьи, появилась чудная женская фигура.
- Моя дочь! - воскликнул Миколай Жвирский.
- Ядзя! - вскричал граф и протянул к ней руки.
Ядзя, во всем белом и страшно бледная, выглядела болезненно. Одна рука ее была перевязана шелковым шарфом.
- Отец! - воскликнула она своим ангельским звонким голосом и подошла ближе.
Миколай Жвирский схватил ее за здоровую руку.
- Это твой дядя, Ядвига,- сказал он, подводя ее к брату.
Граф с чувством прижал девушку к груди.
- О нет, не только дядя,- с силой сказал он.- Николай! Я понял тебя, я отгадал причину твоей мнимой смерти и твоей нынешней маскировки! Живи спокойно, я буду опекуном, отцом для твоей дочери!..
И братья снова сердечно обнялись. В волнении, поглощенные собой, они не заметили, что в эту минуту во дворе раздался громкий свист, и Костя Булий выбежал из комнаты.
Ядзя не до конца была посвящена в тайну своего отца, и теперь она удивленными, даже немного испуганными глазами вглядывалась в его взволнованное лицо. Отец коротко разъяснил ей то, что оставалось неясным.
- Я и есть Миколай Жвирский, тот мнимый покойник, о котором ты неоднократно слышала! - сказал отец, а дядя прибавил еще некоторые подробности.
- Но пожар! Ваше спасение! - вдруг воскликнул граф, вспомнив об этом удивительном происшествии.
Миколай Жвирский вновь стал серьезным.
- Мы только чудом избежали смерти,- сказал он, поднимая глаза к небу.- Меня задержали необоснованные мои подозрения, и я слишком поздно прибежал на пожар. Дом уже догорал, но, видно, сам бог чудесным образом охранял мою дочь. Она лежала на полу без сознания, но пламя не тронуло ее. Отчаяние стократ умножило мои силы. Бросившись в огонь, я одной рукой вытолкнул в окно задыхавшегося Катилину, а другой поднял и вынес Ядвигу…
- Вынес? Куда? Каким путем? - нетерпеливо стал расспрашивать пылавший любопытством граф.
Легкая улыбка тронула губы Миколая.
- Ты, наверное, помнишь,- сказал он,- что под старым жилищем садовника был обширный погреб, предназначенный для хранения цветочных луковиц и клубней.
- Верно, верно! - отозвался граф.
Брат продолжал с улыбкой:
- Когда там поселился Костя Булий, он соорудил в первой комнате, в углу за широкой лежанкой новую внутреннюю дверь, а кроме того прокопал из погреба укрытый среди кустов ход в сад.
- Для чего это? - невольно спросил граф.
Пан Миколай многозначительно улыбнулся.
- В хате Кости Булия,- сказал он, понизив голос я устраивал
Боясь измены и внезапной облавы, мы приготовили себе путь к бегству.
- Ах! - вскрикнул граф, хлопнув себя по лбу.- Этим путем вы и исчезли.
- К неописуемому ужасу всех мужиков и Гиргилевича,- весело докончил Миколай.
Граф вдруг задумался и покачал головой.
- Теперь я понимаю, откуда эти странные слухи о Заколдованной усадьбе.
Миколай Жвирский грустно улыбнулся.
- К сожалению, теперь они уже мало мне помогают. Мое появление на пожаре при стольких свидетелях наверняка навлечет комиссию, начнется расследование, поиски… Сегодня же ночью я должен покинуть эти места.
- Навсегда? - дрогнувшим голосом спросила Ядзя.
- Дитя мое,- возразил ей отец с грустной улыбкой,- умершие себе не принадлежат, сердечные привязанности, любые земные узы - это уже не для них.
- Я не понимаю тебя, отец,- испуганно пролепетала девушка.
Миколай Жвирский выпрямился во весь рост, лицо его приняло удивительное выражение - грустное и торжественное, глаза загорелись странным огнем.