И действительно, «кум Дмитро», как все его называют, был заезжим дегтярем. Его очень хорошо знали и часто видели в этой стороне. Уже по той фамильярности, с какой он «тыкал» всем без исключения хозяевам, видно, что он не впервой имеет честь угощать рычиховскую громаду.
В эту минуту он говорит собравшимся хозяевам что-то очень важное, ибо все так усердно впились в него глазами, будто жаждали поймать и понять каждое слово еще до того, как оно слетит с его уст.
Кум Дмитро говорит горячо, с каким-то особенным подъемом:
- Ничего на свете даром не дается! Даже Господь, с великой его щедростью, не обещал нам даром счастья ни на земле, ни на небе. И земля нас даром не кормит, за все мы должны платить, дешевле или дороже, легко это или трудно... А вот вы всё хотите получить даром, - добавил он, помолчав, и стукнул куликом по столу, а потом еще с досадой сорвал шляпу с головы.
Лишь теперь стало возможно разглядеть его лицо, а выражение этого лица было удивительное. Стоило однажды мельком увидеть его и уже нелегко было забыть. Густая, коротко подстриженная, вся в черных пятнышках дегтя борода оставляла свободным только маленькое пространство возле носа м глаз, спрятавшихся под низким выпуклым лбом, таких быстрых и неспокойных, что невозможно было отгадать их цвет. Вздернутый с широкими крыльями нос придавал его физиономии выражение какой-то дикой страсти, тогда как тщательно вылепленный череп и крепко сжатые губы со всей очевидностью свидетельствовали о необычайной энергии и силе духа.
Последние его слова произвели на собравшихся сильное впечатление. Сам войт, Иван Худоба, лихо сдвинул баранью шапку с левого уха на правое н неуверенно произнес:
- О чем говорить, кум Дмитро, ваша правда. Но ведь мы вовсе ничего даром и не хотим, мы только не знаем, что надо делать.
- Кто не знает, должен узнать,- отрезал дегтярь.
- А у кого? - снова спросил войт.
Дегтярь потер рукой лоб.
- У кого? - переспросил он, помолчав.- У себя самого, у совести своей и разума.
- Гм,- процедил войт, не очень довольный ответом.
- Вы, кум, говорите, будто загадки загадываете,- вмешался сидевший сбоку десятник Микита Тандара, первейший в громаде мудрец.
Дегтярь задумался.
- Не время еще,- прошептал он через минуту как бы самому себе.
- Как это не время? - спросил войт.
- Не время еще загадки вам разгадывать, коли сами не умеете.
- Гм,- буркнул войт.
Дегтярь вдруг поглядел в окно, словно нетерпеливо высматривал кого-то, затем опустил голову, помолчал и, барабаня пальцами по столу, как бы нехотя произнес:
- Вы требуете облегчения своей судьбы, великой милости, великого дара от людей, которых ругаете и ненавидите.
- Ба, да разве мы можем иначе? - рванулся с дальнего конца стола Грицко Венчур, некогда бывший надсмотрщиком у помещика.
Дегтярь нетерпеливо забарабанил по столу.
- Эх, темные вы люди. Ни о чем-то вы не судите разумно, все только по одной видимости. Обидит вас прохвост мандатарий - помещик виноват, прижмет негодяй эконом - опять помещик виноват.
- Хо, хо! - прервал его немолодой, понурый крестьянин, сидевший на конце стола.- Небось вы хорошо получаете от панов за деготь, коли всегда встаете на их защиту.
Дегтярь наморщил лоб, хотел что-то ответить, но удержался, только рукой махнул и, повернувшись к шинкарю, весело и громко закричал:
- Еще гарнец водки, пан Органист.
- Хо, хо! что вы делаете, кум Дмитро,- раздались два-три голоса, хотя все, предвкушая удовольствие, оживленно задвигались на лавках.
- Эх, чтобы горя не знать, еще по кружечке, панове!
- Ага,- с милостивой полуулыбкой разрешил войт от себя и от имени всей громады.
И новая чарка вина быстро обошла стол.
- Ваше здоровье, кум Дмитро,- повторяли друг за другом мужики, одним махом опрокидывая кружку.
Кум Дмитро снова глубоко задумался, а при этом время от времени поглядывал в окно.
- Ждете кого-нибудь? - спросил Микита Тандара.
- Нет, смотрю, высоко ли солнце на небе. Мне сегодня же ехать дальше,- ответил тот равнодушно.
- Уезжаете, так ничего нам и не сказав,- заметил войт с легким неудовольствием.
- А что вам говорить, когда вы мне верить не хотите?
- Ах,- как бы оправдываясь, воскликнул войт, очевидно задетый этим упреком.
Дегтярь провел рукой по лицу, и глаза его загорелись дивным огнем.
- Хотите верьте, хотите нет,- сказал он, помолчав, с твердым убеждением,- но говорю вам по совести: только от вас зависит, чтобы ровнехонько через год никто в целом нашем крае не знал панщины.
У всех собравшихся вырвался возглас радостного удивления, смешанного с легким недоверием.