Игорю Григорьеву
Поет над родимым болотом,
Трубит журавлиная стая.
Сентябрь раскидал позолоту —
Ни счета,
Ни меры,
Ни края!..
А утро студено и мглисто,
Заря багровеет над логом.
И кличет
Вожак голосистый,
Бедует
Не птичьей тревогой.
Узнать бы,
О чем они тужат,
Какая их гонит неволя?..
Но встал —
И молчишь на разлужье,
Захлестнутый песней до боли.
«Здорово, Лайка, ласковая псина…»
Александру Васильевичу Александрову
Здорово, Лайка, ласковая псина,
Ну, что виляешь, мудрая, хвостом?
В такую новь
Пристала старь-кручина:
Мой зверь не твой —
Не заяц под кустом!
Его не шуганешь заливным лаем,
Не пуганешь —
Пали хоть сотню раз.
Не только ты —
И сами мы не знаем,
Откуда что навалится подчас.
Хоть, право, в век двадцатый не до скуки:
Он не скупится жару приподдать!
Но все ж нет-нет душа заломит руки,
Как будто время
Тело покидать…
И я в лесной сторожке —
Неспроста.
Но ты уймись,
Не радуйся напрасно,
И не дрожи от носа до хвоста, —
Что толку лаять,
Пусть и громогласно!
«Обветренный со всех сторон…»
Обветренный со всех сторон,
Был день, как день —
Не очень новый.
Швырялся стаями ворон
Над крышами закат багровый.
Под вечер ветер присмирел,
Устал, улегся по карнизам.
Но за горой уже горел
День новый
В сутемени сизой.
«Раскидался закат по земле…»
Раскидался закат по земле
Затуманенными медяками.
Октябриная роща во мгле
Мне призывно машет крылами.
Запоздалой отавой луга
Никого теперь не обманут.
Надивиться —
И вся недолга,
Будешь, нет ли потом упомянут.
Северик не на шутку печет,
Искрометит листвою шало…
Нам под сорок —
Да все не в счет:
Заворожены, как бывало.
Околдованные стоим
С глазу на глаз с вещуньей Русью.
Ничего-то не утаим,
Мы как есть — перед очи твои
С немотой, добротой и грустью.
Принимаем, что было, что есть,
Принимаем, рады не рады,
Понимаем:
Не сладко цвесть
В листопады и снегопады!
БЕСПОКОЙСТВО
Изба — избой, каких не мало
Стоит у пыльных большаков,
Какие Русь наоставляла
Еще от дедовских веков.
И что мне, что в избенке этой
О четырех косых углах?
И все же незажившей метой
Вдруг припечет, как на углях!
И снова вижу я окошки:
Они как матери глаза.
К ним полумрак мохнатой кошкой
Ползет, ознобом пронизав…
Мы поднялись в ином просторе:
Один — моряк, другой — пилот, —
На радость той избе и горе,
Благословившей наш полет.
Домой лишь изредка писали
И обещали каждый год
Родителям:
Нагрянем сами
На августовский огород.
Когда, случалось, приезжали:
С дороги — в баньку, и — к столу…
И в рамках под стеклом дрожали
Ребячьи грамоты в углу…
Мы, гости, спорили ночами,
Как жить да быть,
Чтоб наш колхоз
Из года в год дюжел плечами,
А не кренился под откос.
Но шумом не поможешь делу, —
На нем и воза не свезешь.
А осень знай себе звенела,
Тихонько осыпая рожь.
Не потому ль, что лишь советы
Мы щедро сыпали тогда,
Нам и теперь покоя нету,
Когда селом идет страда?
УЖИН
Вались, как сноп,
И до утра
Блаженствуй в росной роздыми,
Но щи духмяные с костра
Несут с приправой звездною.
И хочешь, нет —
усадят в круг:
Спеши повеселиться!..
Под звонкий ложек перестук
Пошла, пошла работа рук —
Испарина на лицах.