ЗАКОЛДОВАННЫЙ БАКЛАН
Легенды новой Франции
В тот вечер папаша Бурже возвращался от Заревой горы, возле которой имел он обыкновение ставить сети на треску, в прескверном настроении. Надо сказать, что такое случалось с ним этой весною нередко. «Проклятый баклан, — ворчал старик, — ну погоди, ты у меня дождёшься… Это ж надо, весь мой улов пожирает!»
Больше всего старика раздражало, что чёртова птица взяла привычку кружиться вокруг его плоскодонки — да с его же сельдями в клюве. «Что бы ей самой себе рыбу наловить, — так нет, вишь, привыкла воровать из сетей у тех, кто и так еле-еле концы с концами сводит!» — бормотал сердито рыбак.
В общем, назавтра до места, где стояли его сети, добрался он с твёрдым намерением покончить к вечеру с бакланом (у нас их ещё морскими воронами зовут). И было у него с собою в лодке ружьё, а в стволе ружья — добрый заряд утиной дроби. Ну и как обычно, пролетел у него над головою баклан, крикнул «Уак!» — и скорей к сетям; а через миг уже вынырнул — с сельдью, понятно, в клюве. Старик схватил ружьё, прицелился и выстрелил. «Бах!» И что же? Да ничего. Ровным счётом ничего не изменилось. Когда дым от выстрела, окутавший птицу, рассеялся, старый рыбак увидел, что она продолжает спокойно доедать его рыбу, будто посмеивается над ним. Папаша Бурже снова прицелился, снова выстрелил — опять ничего. После третьего выстрела старику — а его в Персе считали лучшим охотником на морских птиц — стало как-то не по себе: «Полно, — подумал он, — да уж не заговорен ли этот ворон?»
Только этим дело не кончилось. На другой вечер папашу Бурже сопровождала туда, где расставлены были его сети, добрая дюжина рыбаков с ружьями; всем хотелось попытать счастья. «Бах! Бах! Бах!» Но лишь отгремят выстрелы, чёртов баклан опять, словно издеваясь над охотниками, в воду ныряет — и появляется, несколько мгновений спустя, с новою сельдью в клюве.
Говорят, что выручила папашу Бурже статуя святой Анны, заступницы нашей, высившаяся на, деревушкой; хранила она рыбаков от напасти, от бед спасала. Стояла эта из свинца вылитая статуя на скале что прозывалась Роландовым столом. Отковырял папаша Бурже от статуи ножом своим карманным кусочек металла — да и отлил из него ружейной дроби А потом, в тот же вечер, отправился старик туда, где знал он точно, снова встретит проклятую птицу. Выстрелил рыбак — и так и полетели во все стороны перья; добрую половину их потерял морской ворон. Криво, косо, зигзагом устремился баклан в облака — и пропал в темнеющем небе.
А папаша Бурже до конца своих дней рассказывал о заколдованном морском вороне и даже подражал во весь голос (а голос у старика, что правда, то правда, был зычный) тому хохоту, которым разразилась бесовская птица, когда попал в неё заряд свячёной дроби; особенно нравилось ему вспоминать, как «эхо за ней повторило трижды „Ха! Ха! Ха!“».